Сборник «Второе рождение»

В сборник вошли стихотворения 1930-1931 годов. Он знаменовал собой возвращение Пастернака к лирическому творчеству, от которого тот почти отошел в период кризиса и художественных поисков в области эпических форм. Непосредственным импульсом к написанию большинства стихотворений стал разрыв поэта с его первой женой и его женитьба на 3. Н. Нейгауз. «Второе рождение» — всеобъемлющая формула в художественном мире Пастернака, обозначающая особое состояние души, когда под воздействием сильного потрясения поэт как бы заново открывает для себя мир, заново рождается как лирик. «Мне хочется домой, в огромность…» Стихотворение из открывающего сборник «Второе рождение» цикла «Волны» знаменует собой возврат поэта «к себе домой» — к лирике, преодоление им творческого кризиса.

Готовность принять современность со всеми ее противоречиями в залог будущего внимания с ее стороны к человеку пронизывает стихотворение, хотя современность здесь представлена не лучшими своими сторонами: в метафорическом строе произведения множество реалий тех лет . В этот период особое значение для Пастернака приобретает понятие «высшего начала», «упряжи» , в борьбе с которым — и в подчинении которому только и возможен духовный рост. Охулки на руки не класть — не упускать своей выгоды. «Здесь будет все; пережитое…» Еще одно стихотворение цикла «Волны»: кавказские образы в нем объясняются тем, что начат цикл в Кобулети . В стихотворении заявлена будущая смена манеры поэта, обусловленная изменением его мироощущения.

Пастернак приходит к почти толстовскому отождествлению «естественности» и «простоты». «Неслыханная простота» жизни заключается в родстве всего со всем, человека с природой. «Любить иных — тяжелый крест…» Адресат стихотворения — Зинаида Николаевна Нейгауз, вскоре ставшая второй женой поэта. Однако это не только любовное, но и философское стихотворение, поскольку содержит в себе очень важную для Пастернака мысль: сущность свою мир раскрывает не перед аналитическим взглядом ученого или затуманенным взором мистика. Смысл окружающего мира — в нем самом, нужно только «проснуться и прозреть» — научиться его видеть и бескорыстно любить, и тогда станет понятным, для чего этот мир существует.

Так, у человека, любящего женщину, не возникает вопросов, для чего он живет, потому что смысл его жизни — в самой любви. «Красавица моя, вся стать…» Стихотворение обращено к 3. Н. Нейгауз. Любовная тема здесь сопрягается с темой поэзии: и любовь и творчество для Пастернака — «вход и пропуск за порог» жизни, в бессмертие; они вырывают человека из замкнутого круга жизненной предопределенности и даруют ему вечность, причащая к первоосновам жизни . Поликлет — древнегреческий скульптор «Никого не будет в доме…» В стихотворении обращает на себя внимание прием одушевления природы: «никого… кроме сумерек». Гардина — плотная занавеска, закрывающая окно целиком. «Голод дровяной» — нехватка дров в начале 30-х гг. принуждала лишь поддерживать тепло в доме, из-за чего окна сильно замерзали.

Портьера — плотный занавес на двери. «О, знал бы я, что так бывает…» От представления о том, что поэзия — не искусственное создание, что она разлита в природе, во всей нашей повседневной жизни, Пастернак неизбежно должен был прийти и к пониманию того, что всякий поступок в искусстве, особенно в современную ему эпоху, есть поступок «всерьез», в творчестве невозможно спрятаться от жизни. Перед нею Художник несет нравственную ответственность и жизнью расплачивается за свои дела. Возможно, глубже понять это стихотворение поможет стихотворение Г. Гейне «Довольно! Пора мне забыть этот вздор…» , звучащее, например, в финале романа И. А. Гончарова «Обрыв»: И что за поддельную боль я считал, То боль оказалась живая — О Боже, я раненный насмерть — играл, Гладиатора смерть представляя!

Разводить турусы на колесах — вести пустую болтовню. «Столетье с лишним — не вчера…» Для адекватного понимания этого стихотворения нужно не только знать политическую ситуацию начала 30-х гг. , но и вспомнить стихотворение А. С. Пушкина «Стансы» , первую строфу которого Пастернак здесь обыгрывает: В надежде славы и добра Гляжу вперед я без боязни: Начало славных дней Петра Мрачили мятежи и казни. Пастернак вступает в спор с Пушкиным, пытавшимся найти оправдание злодействам, которыми сопровождались петровские преобразования, в благородстве и величии целей реформатора. В «Столетье с лишним — не вчера…» такая точка зрения называется «соблазном»: Пастернак утверждает нравственную ответственность будущих поколений перед теми, чьи жизни были принесены в жертву ради грядущего счастья. В четвертой строфе, кстати, опущенной по цензурным соображениям при первой публикации, акцент сделан именно на слове «мрачили».

Хлыщ — франт, фат. Моща — здесь: никчемный, слабый человек.