Сила любви в художественном мире Ф. И. Тютчева

Каждый поэт, писатель создает в своем творчестве особый мир, в рамках которого пытается образно переосмыслить волнующие его проблемы, найти их истоки и предложить возможные способы разрешения. Для характеристики этого явления литературоведение XX века выработало категорию художественного мира — наджанрового единства, обладающего своими законами пространства и времени, общностью мотивов и определенным кругом языковых средств.

Поэтический мир Тютчева представляет собой бинарную структуру, в пределах которой происходит постоянное столкновение и противопоставление элементов, соотносящихся с одним из двух смысловых центров — земным или «иным», высшим миром. Лирический герой изначально принадлежит к пространству земного мира. Тем не менее он способен ощущать и присутствие некой иной реальности, поэтому в основе практически всех стихотворений Тютчева — попытка описать эти сферы и дать оценку каждой из них. Отношение субъекта может меняться в зависимости от его позиции — точки зрения обычного человека или того, кто смог хотя бы на мгновение соприкоснуться с неземным миром.

В первом случае лишь земное существование признается приемлемым для личности, все лежащее за его пределами вызывает страх. Во втором возникает обратная ситуация: «этот» мир становится предметом осуждения, а «иной» приобретает черты идеала. Представление о наиболее важных внутренних свойствах данных миров и их взаимоотношениях традиционно дается в виде системы оппозиций: «бытие-небытие», «хаос-космос», «земное-небесное», «день-ночь», «зной-прохлада», «Север-Юг», «долина-горы».

Основными структурообразующими элементами поэтической картины мира Тютчева являются стихии. Они могут выступать как чисто формальные показатели присутствия высшей реальности или как носители ее сущностных характеристик, воздействующие на субъект в целях приобщения его к своему миру. Функционально стихии могут нести на себе признаки хаотического начала — растворение , уничтожение и приобретать амбивалентную семантику .

Обычно к числу стихий относят только огонь, воду и воздух — три основных эллинских первоэлемента бытия. Однако, рассматривая любовь в контексте художественной онтологии поэта, не изолированно, не как тему творчества, а как некий сквозной образ-лейтмотив, можно обнаружить множество черт, сближающих ее с единицами этого уровня.

Гипотеза о «стихийном» характере любви в поэтической модели мира Тютчева подтверждается в первую очередь тем, что в ряде стихотворений это переживание дается в отрыве от конкретного носителя, любовь выступает как гармонизирующее, живительное начало в природном мире :

Не то, что мните вы, природа: Не слепок, не бездушный лик — В ней есть душа, в ней есть свобода, В ней есть любовь, в ней есть язык… Поют деревья, блещут воды, Любовью воздух растворен, И мир, цветущий мир природы, Избытком жизни упоен.

В аналогичной функции может выступать у Тютчева и более конкретный образ богини любви Афродиты . Такая трактовка, вероятно, восходит к древнегреческим мифам о происхождении Вселенной, где любовь — это могучая, все оживляющая стихия, порожденная Хаосом и ставшая для него источником гармонии.

Для тютчевской характеристики любви значимым является и тот показатель, что Киприда появляется на Юге, то есть в том месте земного пространства, которое непосредственно связано с жизнью «иной» действительности.

В сознании лирического героя эпоха царствования любви относится к легендарному прошлому , которое противопоставляется современному состоянию. Это одна из констант тютчевского мировосприятия. Изображение любви как идеального, однозначно положительного начала, как правило, встречается именно в тех стихотворениях, которые посвящены разработке образов «сердцу милого края» или «утраченного рая»:

Я помню время золотое, Я помню сердцу милый край. День вечерел; мы были двое; Внизу, в тени, шумел Дунай.

В таких произведениях автор воссоздает локус идеального пространства и времени. Все находится в состоянии гармонического единства: иномир подчиняется воле человека , а созданные человеком объекты включаются в общую природную картину . Любовь господствует в мире и в сфере человеческих взаимоотношений — человек находится в состоянии «веселости беспечной».

Лирический герой дается здесь в воспоминании своего инобытия, воспоминании о былом единстве мира. Но время безраздельного единения двух миров прошло. Из-за проиcшедшего разлада между природой и человеком индивидуум замкнулся в своем одиночестве; время, пространство стали враждебны ему:

Сижу задумчив и один, На потухающий камин Сквозь слез гляжу… С тоскою мыслю о былом И слов в унынии моем Не нахожу.

Былое — было ли когда? Что ныне — будет ли всегда?.. Оно пройдет — Пройдет оно, как все прошло, И канет в темное жерло За годом год.

В рамках человеческого общества любовь остается единственной возможностью вернуть утраченный идеал, поскольку только благодаря ей может быть преодолена отграниченность космоса отдельной личности, а следовательно, и разобщенность универсума в целом. Поэтому воскрешение в памяти лирического героя образа «погибшего рая» в стихотворении «Вновь твои я вижу очи…» мотивировано именно возникновением зрительного контакта между влюбленными.

Одним из наиболее распространенных мотивов поэтического мифа Тютчева, участвующих в разработке темы любви, является мотив сна. Сближая представление о любви и сне , Тютчев прежде всего указывает на их способность примирять противостоящие миры, размыкать человеческий мир для нисхождения в него иномира.

Пробуждение ото сна воспринимается лирическим субъектом глубоко трагично:

И что ж теперь? И где все это? И долговечен был ли сон?

Увы, как северное лето, Был мимолетным гостем он!

Но оно не всегда свидетельствует об исчезновении любви. Здесь следует говорить лишь об изменении позиции лирического героя. Очнувшись ото сна, он начинает видеть в любви страдание. Отрицательная оценка предмета или явления, которое в поэтическом мифе Тютчева принадлежит идеальному миру, возникает в данном случае как результат возвращения субъекта к системе взглядов земной личности: лирический герой перестает противопоставлять себя толпе , рассказ о пережитой любви строится с намеренным разведением нынешней и преобладавшей ранее точек зрения .

Стихия любви приобретает разрушительную силу , сон сближается уже не с Югом, а с Севером . И хотя образ возлюбленной еще продолжает отождествляться с атрибутами иномира , но встреча ее с лирическим героем получает определение «роковая».

Кратковременность сна и, соответственно, кратковременность ощущения подлинной высоты чувства отражает и другой аспект поэтического мировоззрения Тютчева. Соприкосновение с идеалом для человека всегда мгновенно. Человеческое «я» виновно перед инобытием, так как посмело отделиться от него, создать свой мир, и, чтобы искупить эту вину, человек должен пройти путь очищения страданием.

По этой причине даже при всех имеющихся предпосылках возможным остается только минутное соединение.

Наряду со случаями наделения образа сна положительной семантикой в любовной лирике может даваться и негативная оценка данного состояния. Сон в таких стихотворениях — характеристика земного бытия, воспринятого в духе романтической традиции . Он переживается лирическим героем как тяжелое забытье , время абсолютно статичного состояния духа. Любовь, напротив, становится импульсом к пробуждению, отрешению от оков земного существования, приобщению к подлинной жизни:

Душа, душа, спала и ты… Но что же вдруг тебя волнует, Твой сон ласкает и целует И золотит твои мечты?..

Вновь твои я вижу очи — И один твой южный взгляд Киммерийской грустной ночи Вдруг рассеял сонный хлад…

Мотив приобщения к целому в произведениях любовной тематики может принимать необычную форму — «растворения» влюбленных друг в друге:

Сумрак тут, там жар и крики, Я брожу как бы во сне, — Лишь одно я живо чую: Ты со мной и вся во мне.

Здесь он не только указывает на ситуацию контакта, но и служит средством выявления внутренней связи стихии любви и инобытия: в высшем мире и в мире влюбленных господствует общий закон разрушения разделяющих границ, взаимопроникновения, который дает возможность сосуществовать разнородным элементам бытия.

Наиболее интересной с точки зрения широты охвата действительности и эмоциональной насыщенности переживаний представляется Тютчеву ситуация, когда его лирический герой балансирует на грани двух миров, находится «на пороге как бы двойного бытия». В любовной лирике часто встречаются примеры совмещения оценочных позиций: лирический герой чувствует одновременно и счастье, и боль — закономерным становится сочетание таких понятий, как печаль и радость , тоска и блаженство , блаженство и безнадежность , наслаждение и страдание . В стихотворении «Близнецы» удивительным образом сливаются положительные и отрицательные характеристики Самоубийства и Любви. Эффект достигнут за счет использования экспрессивно окрашенных антонимов «прекрасный» и «ужасный», употребления оксюморона «ужасное обаянье»:

Но есть других два близнеца — И в мире нет четы прекрасней, И обаянья нет ужасней, Ей предающего сердца…

Эту строфу можно сравнить со строками, описывающими переживания лирического героя при вторжении в земной мир Хаоса , который вызывает чувство ужаса, но притягивает героя. На содержательном уровне восприятие любви в «Близнецах» также раскладывается на позитивную и негативную семантику. Первая из них сконцентрирована в образе Любви.

Влияние же земного мировоззрения обусловливает появление в монологе лирического героя образа второго близнеца — Самоубийства. Такой представляется любовь человеку, который признает право на существование лишь за космосом личности и видит высшую цель жизни в сохранении неприкосновенности своего «я».

Изображение любви как стихии, способствующей преодолению разобщенности человеческих душ, дополнено в художественном мире Тютчева характеристикой ее как борьбы, рокового поединка:

Любовь, любовь — гласит преданье — Союз души с душой родной — Их съединенье, сочетанье, И роковое их слиянье, И… поединок роковой…

Этот мотив также соотносится с тютчевским представлением о Хаосе. В первую очередь это обусловлено самой семантикой слова, которая заключает в себе признаки беспорядочного движения, отсутствия гармонии. Следует отметить также, что именно через борьбу для человека становится возможным преодоление в своей природе индивидуального начала — она выступает как переходный этап на пути к достижению состояния окончательного слияния с иномиром :

И чем одно из них нежнее В борьбе неравной двух сердец, Тем неизбежней и вернее, Любя, страдая, грустно млея, Оно изноет наконец…

Неизбежными и в то же время более значимыми, ощущаемыми с большим внутренним напряжением становятся изменения в душе того человека, сердце которого «нежнее». Оно еще не причастно к иномиру и должно изжить в себе все индивидуально-личностное. Поэтому переживание этого чувства окрашено в трагические тона, ведь «…в буйной слепоте страстей // Мы то всего вернее губим, // Что сердцу нашему милей».

Борьба влюбленных друг с другом — это и борьба каждого из них с Хаосом — против уничтожения своей личности, подчинения ее воле другого человека. Вселенский масштаб этой борьбы подчеркивается за счет эпитета «роковой».

С другой стороны, «земное» чувство с буйством страстей, постоянным столкновением интересов может разрушить атмосферу гармонии тишины, царящую в момент сошествия на землю иномира .

Отношение лирического героя к любви обычно не является однозначно отрицательным. Даже при общей негативной окрашенности ситуации в ней присутствуют воспоминания о былом счастье или данное в другой форме указание на связь этого чувства с высшей действительностью . Земная же точка зрения находит свое предельное выражение в той позиции, которую занимают далекие от подобных чувств люди:

Сии сердца, в которых правды нет, Они, о друг, бегут, как приговора, Твоей любви младенческого взора, Он страшен им, как память детских лет.

Отстраненность полюсов тютчевского мирообраза в произведениях любовной лирики может быть подчеркнута путем введения в их поэтическую структуру образа тени.

«Тени» в художественном мире Тютчева функционируют как объекты земного мира, растворившиеся в «иной» реальности и забывшие свое прошлое бытие.

В любовной лирике «тень» — это чаще всего возлюбленная героя, которая после смерти переносится в пространство иномира. Она может быть вестником этого высшего мира или «возносить» субъекта, сохраняющего воспоминания об их любви:

Еще томлюсь тоской желаний, Еще стремлюсь к тебе душой — И в сумраке воспоминаний Еще ловлю я образ твой…

Выход за пределы земного существования не обязательно ассоциируется со смертью, он возможен и в том случае, если одному из влюбленных удается изжить в себе притяжение «земли». Тогда его образ может отожествляться с тенью . В отношении к тени у оставшегося на земле появляются те же черты, которые характеризуют его позицию относительно Хаоса .

Дар прозрения истинной сути вещей, появляющийся у человека благодаря любви, позволяет ему увидеть призрачность своей земной жизни. Тень в таком контексте становится метафорой человеческого существования:

Вот наша жизнь, — промолвила ты мне, — Не светлый дым, блестящий при луне, А эта тень, бегущая от дыма.

То есть в художественном мире Тютчева человеческий мир, в том числе и мир любовных отношений, все же остается лишь искаженным подобием идеала, хотя и сохраняющим органическую связь с ним.

Стихия любви, являясь самостоятельным значимым элементом поэтического мира Тютчева, в то же время тесно связана со всеми его составляющими. Это утверждение справедливо и по отношению к образам огня, воды, воздуха.

Стихия огня может присутствовать в стихотворениях данной тематики как высшее божественное начало, почувствованное и осознанное благодаря любви:

Снова жадными очами Свет живительный я пью И под чистыми лучами Край волшебный узнаю.

Любовное переживание в составе этой параллели приобретает особую силу и значимость: оно становится своего рода воплощением заявленного в стихотворении «Как над горячею золою…» желания «просиять», дать внутреннему пламени «развиться по воле».

Так же как и божественная стихия огня, любовь может погубить человека, чей кругозор замкнут в духовном пространстве его земного «я». Поэтому при описании принесенных этим чувством страданий у Тютчева возникает образ обжигающего огня, испепеляющей любви.

При характеристике возлюбленной Тютчев обращается к стихии воздуха: «Воздушный житель, может быть, // Но с страстной женскою душой», «Так мимолетной и воздушной // Явилась гостьей к нам она». Автор, по-видимому, указывает здесь на идентичность их функции — функции связующего звена между полюсами мироздания. Значение слова «воздушный» как эпитета, передающего красоту и изящество женщины, в данном случае не является актуальным, поскольку параллельно с такой характеристикой в текст вводится оппозиция земного и небесного .

Воздух дан как возможная сфера существования героини — к ней применимы понятия «житель», «гостья».

Иногда в стихотворениях любовной тематики воздух выступает в своем отрицательном воплощении — в виде вихря равнодушной к людям судьбы, которая разлучает влюбленных . Но одновременно здесь можно увидеть и семантику посредника: ветер приносит знакомый звук — «любви последнее прости».

Водный пейзаж типичен для любовной лирики . Однако в тютчевской поэзии он не только создает общий фон и мотивирует ситуацию уединения влюбленных, но и служит показателем возникшего контакта между мирами и особого положения в них лирического героя и героини. Влюбленные находятся в челне, плывущем по волнам; вода принадлежит к земному пространству и в то же время отражает небесный свод, то есть как бы объединяет эти два мира .

В более узком смысле водная стихия может быть связана с соединением любящих сердец:

Сегодня, друг, пятнадцать лет минуло С того блаженно-рокового дня, Как душу всю свою вдохнула, Как всю себя перелила в меня.

Возникающая параллель раскрывает внутренний характер процесса приобщения к иномиру — растворение «я» в «другом».

C таким воплощением воды, как слезы, связан у Тютчева мотив очищения через страдание. Важным отличием в функционировании этого образа у Тютчева является отсутствие непосредственной связи слез с какой-либо конкретной трагической ситуацией в судьбе любящих , их появление обусловлено универсальным для земного уровня восприятия признанием фатальной сущности любви.

Любовь в художественном мире Тютчева обладает способностью сочетаться со всеми основными стихиями авторского универсума и реализовывать заложенную в каждой из них семантику. Это позволяет сделать заключение об универсальности данного первоэлемента тютчевского инобытия.