Сочетание пародии и бурлеска в поэме Котляревского «Энеида»

Сочетание пародии и бурлеска с «более глубокими мыслями» видел в «Энеиде» М. Дашкевич. В поэме преобладает народная стихия, которая «кажется шутливой только при поверхностном обзоре, а в действительности освещена светом гуманной мысли, которой в то время не так было много в обществе… Смехотворство украинской «Энеиды» приобретает более глубокий смысл, потому что приближает читателя к радостному настроению…». Мнение М. Дашкевича о гуманизме «Энеиды», о выраженных в ней деятельную любовь к человеку, ко всему народу и чувству социальной справедливости было поддержано И. Франком и М. Сумцовым.

«Естественный» мир непосредственных чувственных контактов Котляревский воспроизводит в формах его бытия, за законами народной эстетики и мировосприятия. При наличии отличий между серьезным и комичным давний мир народного миропонимания характеризуется целостностью отображения, где возвышенное и низкое не противопоставил и не чередуются механически, а сосуществуют в синтезе как грани целостного явления, где комичное направлено не на отрицание высокого, героического, а выступает как форма его существования. В стихийно диалектическом единстве противоречивых качеств (единство противоположностей) в народно языческом мировоззрении непереходный предел между добром и злом еще не прочеркнут, и смех еще не приобрел одностороннюю критическую направленность сатиры более поздних времен.

В давних мифологических представлениях смеховое виденье мира имело универсальный характер и вовсе не исключало, а, наоборот, предусматривало распространение осмеяния и богов и героев. Смех — это сфера существования той человеческой свободы и общественного равенства, которого люди, подавленные силами природы и социальным неравенством, не могли иметь в реальной, повседневной жизни. Это «другая жизнь» строилась как пародия на повседневное, реальное, как «мир наизнанку», в котором все высокое, официально освященное, сакральное переводилось в сниженный смех план, профанировалось. В этом мире, сферой проявления которого были народные обычаи и обряды, праздники, ярмарочное многоголосие (в краях ли Западной Европы городской карнавал с его переодеванием и масками) и тому подобное, панували одинаковые для всех, независимо от общественного положения (буквально от попрошайки до божества), естественное человеческое равенство и свобода от норм официального света, от внутренней цензуры и моральных запрещений, принятых в обществе, то есть свободное проявление стихийных сил человеческой натуры.

Типологическое характер смеха у Котляревского подобен смеху Гоголя, какой называет его честным, благородным лицом и подчеркивает, что смысл его «намного значимее и глубже, чем думают», потому что это не желчный смех, не тот легкий, что служит для пустого развлечения, а тот, какой излучает светлая натура человека. Этот смех углубляет предмет, «выводит на свет то, что может промелькнуть без внимания».

Природа такого смеха не предусматривала одностороннего отрицания произведения Вергилия. Гуманистические мотивы эпопеи, героические деяния Энея, дух мужества, патриотизма и товарищеской солидарности, были созвучны Историческим традициям украинского народа. Народно языческому виденью мира, сквозь призму какого Котляревский творчески переосмысливает «Энеиду» Вергилия, отдаленную от украинской действительности XVIII ст. множеством веков, в большой мере близки были и мифологическая сторона произведения античности, эксцентрическое и аффектное поведение ее персонажей. Следовательно, Котляревский творил свой поэтический мир не только как антитезу Вергилию, а как бытие, которое несет в себе общечеловеческие гуманистические черты. И вместе с тем это был мир новый, украинский, представленный в свете народной культуры смеха, вопреки сурово-героической однозначности эпопеи Вергилия.

Сугубо серьезный и однозначно мрачный Вергилиев Тартар появляется у Котляревского в народном смехе освещении как место, где уравниваются «в правах» представители всех сословных групп, как мир, в котором рядом с трагически жарким адом расцветает беззаботность веселого рая. И вместе с тем сквозь веселость, что одинаковой мерой обнимает у Котляревского не только землю, но и небеса, и потусторонний мир, просвечиваются в суровый, героический мир Вергилия, и далеко не безоблачная украинская действительность, классовое общество, которое подавляет свободу человека.

Прямая публицистическая критика феодальных порядков объединяет всех просветителей. Это проявляется не только в моральном рационализме осуждения действительности, но и в философском обобщении самой сути бытия, в критике общества как такового, которое уклонилось от «естественного» миропорядка. Авторские намеки-аллюзии и особенно ярко картина ада в «Энеиде» свидетельствуют об упадке нравственности среди всех слоев общества — от господ к слугам. Следовательно, требование правдивости у Котляревского неотделимо от критической концепции действительности.