Сочинения по роману Булгакова «Собачье сердце»

Тема дисгармонии, доведенной до абсурда из-за вмешательства человека в законы развития общества, с блестящим мастерством и талантом раскрыта Михаилом Булгаковым в повести «Собачье сердце». Эта идея реализуется писателем в аллегорической форме:, незатейливый, добродушный пес Шарик превращается в ничтожное и агрессивное человекообразное существо. Именно этот эксперимент профессора Преображенского и положен в основу повести.

Профессор Преображенский, немолодой уже человек, живет уединенно в прекрасной благоустроенной квартире. Гениальный хирург занимается прибыльными операциями по омоложению. Но профессор задумывает улучшить саму природу, он решает посоревноваться с самой жизнью и создать нового человека, пересадив собаке часть человеческого мозга. Для этого эксперимента он выбирает уличного пса Шарика.

Вечно голодный горемычный пес Шарик по-своему неглуп. Он оценивает быт, нравы, характеры Москвы времен нэпа с ее многочисленными магазинами, трактирами на Мясницкой «с опилками на полу, злыми приказчиками, которые ненавидят собак», «где играли на гармошке и пахло сосисками». Наблюдая жизнь улицы, он делает умозаключения: «Дворники из всех пролетариев самая гнусная мразь»; «Повар попадается разный. Например, — покойный Влас с Пречистенки. Скольким жизнь спас».

Увидев Филиппа Филипповича Преображенского, Шарик понимает: «Он умственного труда человек…», «этот не станет пинать ногой».

И вот профессор совершает главное дело своей жизни — уникальную операцию: он пересаживает псу Шарику гипофиз человека от скончавшегося за несколько часов до операции мужчины. Человек этот — Клим Петрович Чугункин, двадцати восьми лет, судился три раза. «Профессия — игра на балалайке по трактирам. Маленького роста, плохо сложен.

Печень расширена . Причина смерти — удар ножом в сердце в пивной». В результате сложнейшей операции появилось безобразное, примитивное существо, целиком унаследовавшее «пролетарскую» сущность своего «предка». Булгаков так описывает его внешность: «Человек маленького роста и несимпатичной наружности. Волосы у него на голове росли жесткие…

Лоб поражал своей малой вышиной. Почти непосредственно над черными ниточками бровей начиналась густая головная щетка». Первые произнесенные им слова были ругань, первое отчетливое слово: «буржуи».

С появлением этого человекообразного существа жизнь профессора Преображенского и обитателей его дома становится сущим адом. Он устраивает дикие погромы в квартире, гоняется за котами, устраивает потоп… Все обитатели профессорской квартиры в полной растерянности, о приеме пациентов даже речи быть не может. «Человек у двери мутноватыми глазами поглядывал на профессора и курил папиросу, посыпая манишку пеплом…» Хозяин дома негодует: «Окурки на пол не бросать — в сотый раз прошу.

Чтобы я больше не слышал ни одного ругательного слова. В квартире не плевать! С Зиной всякие разговоры прекратить. Она жалуется, что вы в темноте ее подкарауливаете.

Смотрите!» Шариков же говорит ему в ответ: «Что-то вы меня, папаша, больно утесняете… Что вы мне жить не даете?»

«Неожиданно появившееся… лабораторное» существо требует присвоить ему «наследственную» фамилию Шариков, а имя он себе выбирает — Полиграф Полиграфович. Едва сделавшись неким подобием человека, Шариков наглеет прямо на глазах. Он требует от хозяина квартиры документ о проживании, уверенный, что в этом ему поможет домком, который защищает «интересы трудового элемента».

В лице председателя домкома Швондера он тут же находит союзника. Именно он, Швондер, требует выдачи документа Шарикову, утверждая, что документ самая важная вещь на свете: «Я не могу допустить пребывания в доме бездокументного жильца, да еще не взятого на воинский учет милицией. А вдруг война с империалистическими хищниками?» Вскоре Шариков предъявляет хозяину квартиры «бумагу от Швондера», согласно которой ему полагается в профессорской квартире жилая площадь в 16 квадратных метров.

Швондер также снабжает Шарикова «научной» литературой, дает ему на «изучение» переписку Энгельса с Каутским. Человекоподобное существо не одобряет ни того, ни другого автора: «А то пишут, пишут… Конгресс, немцы какие-то…» Вывод он делает один: «Надо все поделить».

Причем он даже знает, как это сделать. «Да какой тут способ, — отвечает Шариков на вопрос Бормен-таля, — дело не хитрое. А то что же: один в семи комнатах расселился, штанов у него сорок пар, а другой шляется, в сорных ящиках пропитание ищет».

Полиграф Полиграфович быстро находит себе место в обществе, где «кто был ничем, тот станет всем». Швондер устраивает его заведующим подотделом очистки города от бродячих животных. И вот он предстает перед изумленным профессором и Борменталем «в кожаной куртке с чужого плеча, в кожаных же потертых штанах и высоких английских сапожках».

По всей квартире разносится вонь, на что Шариков замечает: «Ну, что Ж, пахнет… известно: по специальности. Вчера котов душили-душили…»

Нас уже не удивляет, что он взялся за преследование бродячих собак и кошек, несмотря на то, что сам вчера принадлежал к их числу. Последовательно «развиваясь», он пишет донос-пасквиль на своего создателя — профессора Преображенского. Ша-рикову чужды совесть и мораль. У него отсутствуют нормальные человеческие качества.

Им движет лишь подлость, ненависть, злоба…

В повести профессору удалось обратное превращение Шарикова в животное. Но в реальной жизни шариковы победили, они оказались живучими. Именно поэтому мы говорим сегодня о таком явлении, как шари-ковщина. В основе этого социального слоя — самоуверенные, наглые, убежденные в своей вседозволенности, полуграмотные люди .

Этот новый социальный класс стал опорой тоталитарного государства, в котором поощрялись клеветничество, доносы, просто серость. Воинствующая посредственность — вот — основа шариковщины. В повести Шариков вновь превращается в собаку, а в жизни он прошел длинный и, как ему казалось, славный путь, и в тридцатые — пятидесятые годы продолжая травить людей, как когда-то, по роду службы, — бродячих котов и собак.

Собачье сердце в союзе с человеческим разумом — главная угроза нашего времени. Именно поэтому повесть, написанная в начале века, остается актуальной и в наши дни, служит предупреждением грядущим поколениям.