Страницами любимых стихотворений — Евгений Маланюк

Скольких учеников пронизывает ужас от одной только его фамилии. Как же можно говорить о любимых поэзиях! Но… нужно. И, взяв в руки сборник поэта, я углубилась в его поэзии. Через два часа напряженной умственной работы мне пришло в голову, что стихи Е. Маланюка все же могут быть любимыми.

Попробую объяснить, почему. Величественная и трагическая фигура поэта-эмигранта, «железных императора строф» предстает передо мной со страниц скромной книжки под странным названием «Неисчерпаемость». Я будто чувствую внимательный, пристальный, печальный, а порой и грозный взгляд, взгляд через годы поэта, который становится моим собеседником. Где-то глубоко в сознании звучит голос, низкий, торжественный, который произносит эти слова, которые черными каракулями покрывают чистоту страниц.

Я вслушиваюсь в эти слова, но не понимаю их, терпеливый голос повторяет сказанное второй, третий и… Медленно будто отодвигается завеса, куда-то в сердце, в душу льется бурный поток пылких, противоречивых чувств, горячих страстей, понятным, близким становится тот изгнанник, который душой всегда был с Украиной:

Что мне телефоны, Версаль, экспрессы?

Зачем гром Аргентины? Чудеса Ниагар?

Снится синяя Синь и ивы над плесом,

Вольный ветер Херсонщины, ветер-дударь.

Печаль, тоска звучит в этом таком далеком и уже знакомо-близком голосе, ибо душа устала любить без ответа, без надежды:

Где же найти нам Тебя лучшую

Сердцем, полным Тобою доверху.

И от невыносимой боли за судьбу такой любимой страны, которая отталкивает своих лучших сыновей, заставляя их скитаться на чужбине, за народ, который не защищает своей матери, льются из сердца поэта слова — кровавые капли:

Тебя бы конем татарским гнать,

Пока аркан не заплели!

Ибо Ты любовница, а не мать,

Обманчива Бранка степная!

Но любовь прощает все. Опять признается Е. Маланюк Украине в неизмеримой любви, возвеличивает ее, ставит наравне с Богом и просит прощения за свою гордую и неудержимую натуру, за проклятия, на которые он решался:

Я припадаю снова к Твоим ногам, —

Прости, прости, — молю, неутешительный мытарь,

Прости, что я — последний печенег,

Прости, что я не сын, не сын Тебе еще…

Кому, скажите, не станет близким этот человек, который болела за нас — тех, кто жил и будет жить, — ради нас «вырезал стихи из кровавого мяса дней»? Неужели не зажжет в душе хоть искру огня священного пожертвование художника, который сам лишил себя возможности жить нормальной жизнью, что сделал себя выразителем своего народа:

Талант — лирический источник. Так что — не поэт, кто лишь неустанно журчит о добре и зле. Поэт — мотор!

Поэт турбина!».

Но, пожалуй, больше всего привлекает меня в Маланюке его человечность, его нежность, Та прекрасная любовь, которая вылилась в строго-ласковые строки:

Сколько нежности в Ваших ладонях,

Сколько звездных у звезды сказок…

Снова пылаю в сладком плену,

Снова Сахара, жажда и песок.

Вот почему этот суровый, непонятный воин может быть любимым поэтом, вот почему страницы его сборников можно листать с настоящим удовольствием. Давайте же учиться думать, мыслить чувствовать, давайте учиться жить по-настоящему, всерьез!