Странная комедия

При всем своем ошеломительном успехе пьеса «Горе от ума» настолько не вписывалась в привычные представления о комедии, что даже опытные сочинители недопоняли оригинальности ее замысла, приняв художественные открытия Грибоедова за недостатки мастерства. Талантливый литератор и близкий друг драматурга П. А. Катенин заметил, что в «Горе от ума» драматург проявил «дарования более, нежели искусства». Грибоедов на это твердо ответил: «Искусство только в том и состоит, чтоб подделываться под дарование, а в ком более вытверженного, приобретенного потом и сидением искусства угождать теоретикам… тот, если Художник, разбей свою палитру и кисть, резец или перо брось за окошко… Я как живу, так и пишу, свободно и свободно».

Эта свобода творческой мысли и стала главным источником новаций драматурга.

В сюжете грибоедовской комедии отчетливо просматриваются черты классицистической пьесы эпохи Просвещения: критика нравов с позиций разума или, говоря по-грибоедовски, «ума» ; борьба новых прогрессивных идей со старыми косными представлениями; «говорящие» фамилии и имена ; единство времени и места . Но вместе с тем в пьесе наблюдается смелое и чрезвычайно продуктивное разрушение целого ряда классицистических принципов. Скажем, русский автор пренебрегает требованием единства действия. Сюжет его пьесы расщепляется на две линии: любовную, основанную на конфликте внутри треугольника Чацкий — Софья — Молчалин, и социальную, базирующуюся на противостоянии главного героя обществу. До Грибоедова такого в русской драматургии не делал никто.

Кстати сказать, Пушкин не воспринял этой находки, сочтя более уместным, если бы действие в комедии разворачивалось вокруг любовного треугольника. И был не прав: в результате указанного раздвоения Грибоедову удалось выстроить сложный конфликт, охватывающий и столкновение героя с обществом, и борьбу за личное счастье, и катаклизмы его внутренней жизни.

Аналогичным образом Грибоедов пожертвовал классицистической традицией изображения персонажа на основе акцентирования какой-либо одной черты его характера ради создания многомерных, наделенных разнообразными душевными качествами и в силу этого жизненно реалистичных героев. Более того, ярко индивидуальные лица московского общества в пьесе как по волшебству превращаются в обобщенные социально-психологические типы. Неслучайно во времена Грибоедова читатели «узнавали» в героях «Горя от ума» то одних, то других своих знакомых, а со временем фамилии многих персонажей стали нарицательными.

Мало похожа была грибоедовская пьеса и на комедию, особенно классицистическую, где сюжет, как правило, строился на каком-либо недоразумении, которое в финале устранялось, открывая простор для торжества добродетели. Ничего подобного в пьесе Грибоедова нет . И любовная история Чацкого, и его столкновение с московским обществом кажутся серьезными, драматичными, а местами даже трагичными. «Добродетельный» Чацкий, высмеивающий социальные и нравственные уродства окружающей его жизни и творящий суд над обществом с высоты идеалов, сам попадает в доме Фамусовых в смешное положение.

И он отнюдь не выигрывает сражение, а покидает поле боя с разбитым сердцем и оскорбленным умом.

Иными словами, пьеса представляет собой удивительно свободное, но гениально точное соединение элементов трех литературных направлений: уже почти сошедшего со сцены классицизма, процветавшего в литературе начала XIX в. романтизма и зарождавшегося в этот же период реализма.

Указанным соединением обусловлена своеобычность образа главного героя, сочетающего в себе черты персонажей литературы Просвещения, романтизма и реализма. С одной стороны, Чацкий — носитель просветительских идеалов, оценивающий окружающую жизнь с позиции разума и прогрессивных взглядов, отчасти пытающийся воздействовать на «фамусовское» общество если не «положительной программой», то, по крайней мере, беспощадной критикой. Но, с другой стороны, автор выводит на поверхность ограниченность «просветительской» составляющей этой личности, показывая, как разумный Чацкий сначала становится жертвой обмана своей возлюбленной, а затем и вовсе превращается в глазах общества в сумасшедшего; как его обличительные речи отторгаются окружающими, в результате чего он оказывается в ситуации человека, который, по выражению Пушкина, «мечет бисер» перед недостойными его слушателями; как внутри него самого происходит разлад между умом и сердцем ; как, наконец, со всем своим незаурядным умом он оказывается не в состоянии одолеть многочисленных «дураков» и навести Порядок .

Иными словами, Грибоедов демонстрирует не только ум героя, но и «горе», которое герою причиняет его ум.

Столь же неоднозначна и романтическая составляющая образа Чацкого. С одной стороны, герой является в Дом Фамусовых как романтик — страстно любящий, верящий в возвышенную и нерушимую любовь, протестующий против каких-либо форм рабства, отстаивающий свою внутреннюю свободу. Подобно герою-романтику, он наделен недюжинной натурой и силой сопротивления пошлой действительности; подобно герою-романтику, он в доме Фамусова одинок и неприкаян; подобно герою-романтику, он вступает в неравный поединок с общественным мнением и обрекает себя на добровольное изгнанничество.

Однако по ходу пьесы Чацкий не только переживает свою душевную драму, но и тщательно анализирует все, что происходит внутри и вне его, пытается заглянуть в лицо правде и действительно докапывается до сути своей любовной ситуации, отношений других людей, общественных недугов. В конце пьесы он окончательно прощается с романтическими иллюзиями юности и превращается в зрелого человека, готового иметь дело с той реальностью, которую познал в течение дня своего возмужания.

Тема «безумия» Чацкого также содержит в себе, помимо уже упомянутого «просветительского» смысла, определенные романтические и реалистические значения. Она и перекликается со свойственным романтикам стремлением вырваться за пределы царства разума , и резко противоречит таким перекличкам, поскольку является всего лишь мстительной выдумкой общественного мнения. Вместе с тем современники Грибоедова прочитывали в данной теме отнюдь не выдуманную историю о том, как общество объявило сумасшедшим одного из самых ярких и дерзких вольнодумцев — философа и публициста П. Я. Чаадаева.

И сам Чацкий, и его конфликт с фамусовским обществом были порождены преддекабристской эпохой, когда на историко-культурной арене России столкнулись два «века», два мира, два лагеря, один из которых защищал порядки «дедовской» самодержавной России, а другой страстно жаждал обновления государственного строя. «Чацкий начинает новый век, — и в этом все его значение…» — утверждал И. А. Гончаров. То же самое можно сказать о грибоедовской пьесе в целом.