Структура и жанр романа «В поисках утраченного времени»

В сложной структуре романа «В поисках утраченного времени» нужно прежде всего выделить тот слой, который связан с образом рассказчика. «Я» доминирует в произведении Пруста; здесь изображено преимущественно то, что было опытом этого «я», говорится о том, что чувствовал, переживал рассказчик. Только в одном случае допускается повествование не от первого лица — это «Любовь Свана», большая вставная новелла первой части романа. Но образ Свана здесь не воспринимается как нечто совершенно самостоятельное — это скорее «двойник», объективизация авторского «я».

«В поисках утраченного времени» содержит реалистическое раскрытие лирического героя, образа повествователя. Перед читателем этот образ вырисовывается во множестве тщательно воспроизведенных деталей быта — стихия повседневности захлестывает роман. Произведение в целом может расцениваться как последовательное изображение жизни рассказчика: его детства в Комбре, прогулок то в сторону, где живет буржуа Сван, то в сторону, где обосновались аристократы Германты; его первой любви к дочери Свана Жильбер-те, перипетий его любви к Альбертине, путешествий, бесконечных посещений салонов. То, из чего состояла жизнь самого Пруста, скрупулезно воспроизводится в романе как жизненный опыт рассказчика, обеспеченного молодого человека с. характерными привычками и взглядами. К тому же он больной с детства человек. Это обстоятельство делает еще более понятным и ограниченность его кругозора, недостаток жизненного опыта, и болезненную прикованность к тем немногим фактам, которые доступны человеку, большую часть времени проводящему в постели, и силу воображения, интенсивную работу сознания, восполняющую недостаток жизнедеятельности.

Рассказчик в романе Пруста — это завсегдатай буржуазных и аристократических салонов, обласканный герцогами и принцами молодой человек, который внимательным взором смотрит на их мир. Вначале рассказчик относится к «стороне Германтов», т. е. к миру богатых и родовитых аристократов, которых олицетворяет семья Германтов, особенно герцогиня де Германт, восторженно: для него аристократический мир загадочен и привлекателен, он отождествляется с врожденными качествами людей «высокой породы», приметами которой является веками отшлифованная элегантность, остроумие, тонкость речей, своеобразие языка. Рассказчик действительно все это находит, когда ему удается исполнить мечту своей юности — попасть в самые аристократические салоны. И он, и Сван любят там бывать и обстоятельно рассказывают об этом. Огромное место в гигантском произведении Пруста занимают повторяющиеся описания все тех же персонажей во все тех же обстоятельствах великосветских приемов и обедов.

Писатель не проходит мимо перемен, происшедших в жизни салонов и их завсегдатаев за те примерно 40 лет, которые протекают от начала повествования (это 80-е годы прошлого века) до конца (мировая война, первые послевоенные годы). При этом Пруст неоднократно обращает внимание читателя на то, что он. рисует «деградацию аристократии». Рассказчик, пристально вглядываясь в так увлекший его мир, убеждается, что за импозантной внешностью людей света скрываются и скудоумие, и пошлость, и бессердечность. Роман напоминает об обобщениях в романах французских реалистов, а персонажи Пруста занимают свое место среди героев «человеческой комедии». Перу Пруста присуща ирония, в романе встречаются даже сатирические портреты. Но чаще всего он как бы ожидает от своих героев, что они «сами» смогут показать себя — в их разросшихся монологах, в их поступках выявляются подмеченные наблюдательным рассказчиком отрицательные черты кастовости, предрассудков, условностей. Одна из самых в этом смысле определенных сцен — финал третьей части романа «Сторона Германтов», где рассказывается о том, как очаровательная герцогиня де Германт бессердечно отворачивается от своего друга, умирающего Свана, поскольку она не может пропустить званый обед.

Однако роман, в котором зафиксирована утрата иллюзий относительно «света», построен как восстановление этого «света» во всех деталях; роман прикован к этой единственной реальности, как рассказчик прикован к прошлому, к «началам». Искусство Пруста похоже на искусство реставратора старины. В романе явственно звучит недовольство настоящим и как следствие этого возникает идеализация прошлого (не стало «прошлой элегантности»).

Следует подчеркнуть, что рассказчик ограничен узким миром наблюдений и еще более узким миром представлений и понятий. Роман прикован к «я», а за этим «я» стоит не только наблюдательный рассказчик, но буржуа, избалованный, изнеженный, эгоистический (о «тотальном эгоизме» пишет он сам), что прежде всего и определяет узкие пределы его наблюдательности, нерешительность выводов. Характерно, что народ здесь — лишь слуги, причем слуги в их крайне патриархальном истолковании, преданные господам, предупреждающие каждое их желание. Такова Франсуаза, тень своего хозяина. Есть в романе рассуждения о социализме, но крайне наивные, в духе того аристократизма, от которого сам рассказчик освободиться не может, да и не желает. Среди его приятелей есть маркиз де Сен-Лу, светский «лев», увлекающийся «социализмом». Марсель Пруст считает, что «социализм» этого аристократа «чище и незаинтересованнее», чем «социализм бедняков».