Структура «Поэмы без героя» Ахматовой

«Поэма без героя» создавалась на протяжении многих лет. «Первый раз она пришла ко мне в Фонтанный Дом,- пишет о ней Ахматова, — в ночь на 27 декабря 1940 г., прислав как вестника еще осенью один небольшой отрывок.

«Я не звала ее. Я даже не ждала ее в тот холодный и темный день, моей последней ленинградской зимы. Ее появлению предшествовало несколько мелких и незначительных фактов, которые я не решаюсь назвать событиями. В ту ночь я написала два куска первой части («1913 год») и «Посвящение». В начале января я почти неожиданно для себя написала «Решку», а в Ташкенте (в два приема) — «Эпилог», ставший третьей частью поэмы, и сделала несколько существенных вставок в обе первые части. Я посвящаю эту поэму памяти ее первых слушателей моих друзей и сограждан, погибших в Ленинграде во время осады. Их голоса я слышу и вспоминаю их отзывы теперь, когда читаю поэму вслух, и этот тайный хор стал для меня навсегда оправданием этой вещи».

«Поэме без героя» Ахматова придавала принципиальное. значение. Это произведение, по ее замыслу, должно было стать (и стало) своего рода синтезом важнейших тем и образов всего ее творчества. В ней нашли свое выражение некоторые новые художественные принципы, выработанные поэтессой главным образом в годы Великой Отечественной войны, и среди них главнейший — принцип неукоснительного историзма.

Поэма начата в 1940 году. Хотя Ахматова неоднократно и очень настойчиво говорила об импровизаторском, чисто импульсивном характере своего творчества и любила объяснять те или иные его повороты и неожиданности внешними причинами, все же — 1940 год далеко не случайная дата. Я уже говорил, что именно в этом году она многое пересматривает, в том числе и в своем прошлом (цикл стихов «В сороковом году», «Маяковский в 1913 году» и многие другие). Тогда же был в основном закончен «Реквием», писавшийся, как уже говорилось, с большими перерывами. Так или иначе, но к началу работы над поэмой Ахматова пыталась в различных формах синтезировать большие пласты эпохи. В ее творчество входило историческое понятие Времени:

Меня, как реку, Суровая эпоха повернула… Северные элегии

В «Поэме без героя» она возвращается далеко назад: время действия ее произведения-1913 год. Он назван в поэме «последним», и это верно: он действительно был последним мирным (перед войной) годом романовской империи, отметившей тогда свое трехсотлетие. Празднично и пышно убранный фасад государственного здания тщательно и затейливо маскировал неотвратимо приближавшийся конец. Из ранней лирики Ахматовой мы помним, что неясный тогда для нее подземный гул уже тревожил, ее поэтическое сознание и вносил в стихи мотивы приближающейся катастрофы, всеобщей гибели и мрака. Этот смятенный, глубоко тревожный и мрачный облик «последнего года» Ахматова перенесла и в свою поэму:

Крик петуший нам только снится, За окошком Нева дымится, Ночь бездонна и длится, длится Петербургская чертовня… В черном небе звезды не видно, Гибель где-то здесь, очевидно, Но беспечна, пряна, бесстыдна Маскарадная болтовня Поэма без героя

Ø Я забыла ваши уроки, Ø Краснобаи и лжепророки!.. Ø Поэма без героя

Таких уничтожающих характеристик в поэме немало. Недаром именно эта сторона произведения вызвала обидчивые нарекания со стороны тех, кто счел возможным узнать себя в том или ином изображенном Ахматовой облике. «…Их обвинения, — писала она, — сформулировал в Ташкенте X., когда он сказал, что я свожу какие-то старые счеты с эпохой (10-е годы) и с людьми, которых или уже нет или которые не могут мне ответить».

Ахматова права: она, конечно, не сводит счетов, что было бы слишком мелко и странно для поэмы такого типа, но она, безусловно, судит эпоху — бескомпромиссно и жестко, как она того и заслуживала.

Чего стоит, с этой точки зрения, хотя бы тот факт, что все герои «Поэмы без героя» — ряженые. Перед нами маскарад, карнавал, лица без лиц, одни лишь тени, одни лишь названия, не соответствующие своим прямым смыслам. Но ряженой, маскарадной, призрачной была ведь и сама эпоха 1913 года — с Распутиным, с эпидемиями самоубийств, с предчувствиями конца, «оправдывавшими любое кощунство… Безошибочное художественное чутье продиктовало Ахматовой именно этот сюжет: вереница маскарадных лиц и в центре — самоубийца. Перед нами развертывается карнавал, но за галереей потешных лиц неотступно маячит тень трагедии, подлинная кровь и подлинная смерть. Какою же ценой оплачен этот трагический фарс? Ахматова отвечает прямо: ценой совести. И в сущности. ее поэма есть Поэма Совести.)

В самом деле, в центре произведения находится, как известно, хорошо знакомая старым петербуржцам история несчастной любви юного поэта, двадцатилетнего драгуна к известной в те годы актрисе Суворинского театра Ольге Афанасьевне Глебовой-Судейкиной.

В поэме она выведена под именем Путаницы-Психеи. Этот странный маскарадный псевдоним связан с двумя ролями, которые Глебова-Судейкина исполняла в те годы, играя в пьесах Юрия Беляева «Путаница». Ахматова и прежде, еще до «Поэмы без героя», не однажды писала о ней: эта женщина, известная актриса и петербургская красавица, привлекала ее внимание сочетанием красоты и гибельности. «Пряная эпоха 1913 года»,_ с ее отчаянностью, распутством и разлитым в воздухе ощущением конца, эта эпоха как бы сконцентрировалась и в образе Путаницы — Психеи, и в истории, которая приключилась с ее возлюбленным.