Судьба народа и человека в романе П. Загребельного «Диво»
«Диво» — это судьба таланта. «Смерть в Киеве» — судьба государственной идеи. «Перво-мост» — судьба народного сооружения. «Евпраксия» же — роман о судьбе человека. А судьба человеческая, особенно в трагических ее измерениях, наиболее выразительно прослеживается на примере женщины. Так был написан этот роман о женщине, о трагедии разлуки с родной землей, о трагедии утраты любви».
С большим искусством писатель рисует характер Евпраксии, киевской княжны, ставшей графиней, а затем императрицей Адельгейдой в Германии. В чуждом, враждебном ей окружении юная Евпраксия-Адельгейда с поразительным мужеством боролась за свою жизнь, честь и достоинство, разоблачая клевету Генриха IV и его приближенных. На церковных соборах в Констанце и Пьяченце Евпраксия отстояла свою честь. Затем вернулась на родину, чтобы постричься в монахини и умереть в 38 лет.
В романе «Диво» действие развертывается с 992 по 1037 г. в Киеве, Новгороде, Болгарии, Византии, в сущности, на огромном пространстве. На Руси оно протекает в высшей степени драматично — в противоборстве язычества и христианства, насаждаемого огнем и мечом. Но вот сожжена вместе с людьми и богами Радогость, убит старик Родим, лепивший славянских богов, уходит из разоренного гнезда Сивоок, на долю которого выпадает много несправедливого и страшного. Судьба приведет Сивоока, иконописца и зодчего, в Киев, где он станет строителем знаменитого храма Софии, Киевского Дива дивного. В непрестанной борьбе с властителями, с завистниками, с людьми тщеславными и ограниченными талант утверждает свое право творить по призванию. И побеждает. Диво, сотворенное искусными руками, разумом и вдохновением неведомого зодчего, названного в книге Сивооком, остается жить века.
Конфликт таланта и власти, развивается в тех обстоятельствах возвышения и укре пленйя великокняжеской власти, опорой которой стано вилась церковь. Ярослав поддерживает замысел Сивоок; и не чинит препятствий его работе, даже когда грек-ми трополит распознает величайшее святотатство: храм Сс фии построен как языческое капище. Ярослав использует идеи и замыслы Сивоока в своих целях, стремясь к независимости от Византии в делах политики и религии.
Формирование таланта в ту историческую эпоху изображается как исполненное трагедийности, как путь горького и трудного познания окружающего мира. Потрясенный еще в детстве зрелищем жестокого убийства деда Родима, не принявшего христианства, чудом избежав мучительной казни в Константинополе, волею случая Сивоок становится учеником знаменитого зодчего Агапита. Душа Сивоока устояла в испытаниях, однако навсегда сохранила отвращение к христианству и его богам, лицемерию и бездушию церкви. Правда, в Филиппинах против византийских императоров, официальной иконописи и насильственного насаждения «закостенелых каноников» мы узнаем автора — нашего современника, с его знанием эпохи. Противодействие Сивоока фальшивому и лицемерному искусству Византии вырастает из привязанности к родному дому и языческому мировосприятию, с его поэтизацией земли, леса, неба, праздников веснянок и солнцеворота.
Замыслы и мечты художника воплощаются в храме Софии. «Розовая громада» собора возносилась к небу высоким куполом и множеством малых, казалась летящей над землей, такой легкой при своей монументальности. В красках фресок — «золотой, синей, зеленой — отливало солнце древлянских лесов, желтое солнце рассветов его детства». Сивоок рисует деда Родима, обыкновенных людей в лесу, на реке, в поле, коней и зверей, «осенний солнцеворот» в пышности златолистых лесов, щедрости полей, в богатстве человеческой плоти. Так автор интерпретирует загадочное искусство художника храма Софии, его народность, поэтичность, жизнеутверждающую силу. Современный писатель замелил необыкновенную цельность этого сооружения. Мы следуем за автором с большим интересом, соглашаясь с его художническим вымыслом, его интерпретацией древнего искусства. Возражения или несогласие с писателем вызывают главы, посвященные современности (1941, 1942, 1965), стилизованные под летописные, может быть, продолжающие развивать дорогие автору идеи, но в содержании романа они воспринимаются как искусственные, нарушающие логику исторического Повествования.
Второй круг проблем в романе «Диво» определяется фактовкой личности и деятельности Ярослава, истории его восхождения к власти. Ярослав — необыкновенно одаренная, сильная, самобытная натура. Характер его распознается в тех исторических обстоятельствах как масштабный. Ярослав — государственный деятель, который анализирует обстановку, используя нужных ему людей; это дальновидный политик, гибкий, однако не стесняющийся в средствах, когда это необходимо, с его точки зрения. Ярославу присущи предрассудки. Он тщеславен, властолюбив, полагая, что «все люди в конечном счете — враги между собою». Руководствуясь не общим благом или истиной, а соображениями властителя, для которого личная и государственная слава превыше всего, он поучает летописца сообщать потомкам только «про великое, опуская второстепенное», не «сосредоточиваться на неполадках и ошибках». Он объявляет себя основателем Киева: «Заложи же Ярослав град великий, у него же града суть врата злотые, заложи же и церковь святые Софии».
Ярослав в то далекое время, в сущности, реализует принципы будущего макиавеллизма в государственной политике, цели которой могут достигаться любыми средствами. Наделенный от природы страстью к знанию и любомудрием, книжник Ярослав признает святость и незыблемость новой религии, освящающей его самодержавие, хотя понимает, каких жертв стоило народу-принятие христианства. Использовав в своих целях Сивоока, он не противится готовящемуся убийству художника, когда, с точки зрения властителя, этот талант им исчерпан («Нет Сивоока и не будет никогда»).
В книгах П. Загребельного утверждается мысль о величии истории, в которой участвуют все люди, будь то Ярослав Мудрый или Юрий Долгорукий, мостищане, лекарь Дулеб, князья, «которых так много, что простому человеку невозможно было даже перечислить их имена…». Все они принадлежат истории и судимы ею. Долг писателя — предоставить слово каждому.
Судьба народа и человека в романе П. Загребельного «Диво»