Суть творческих открытий Баратынского (Боратынский)
«Первыми произведениями Баратынского были элегии, — писал позднее А. Пушкин, — но в этом роде он ведет вперед». Очень характерной для мироощущения и стилистических поисков юного поэта является поэма «Пиры» (1820). В ней проявилось свободолюбие Баратынского, не случайно поэма была опубликована с цензурными исправлениями. В начале 1820 г. Элегия «Финляндия» (1820), другие стихи, посвященные краю, где проходили годы его службы, а позднее поэма «Эда» (1826) укрепили его репутацию «певца Финляндии». Политическая оппозиционность Баратынского особенно чувствительно проявилась в элегии «Буря» (1825), а позднее — в «Стансах» (1828). Он сблизился с Рылеевым и А. Бестужевым, которых называет «дорогими побратимами» и просит оказать содействие в издании его произведений. Издание, тем не менее, не состоялось, а близость Баратынского с будущими декабристами переросла в равнодушие.
Бестужев писал Пушкину, который «перестал верить» в талант Баратынского. Это и не удивительно. Декабристы отстаивали литературу, которая бы имела откровенно агитационный характер и помогала изменять жизнь в духе их идеалов. Вместе с тем поэзия Баратынского была поэзией раздумий над жизнью, художественным исследованием человека и действительности.
В традиционной форме «грустной» элегии Баратынский смог вместить богатство и сложность, противоречивость и многогранность эмоционального мира конкретного человека. В наилучших элегиях Баратынского мы видим не традиционное элегическое «я» с непременными мотивами угасания, разочарования в жизни и сожаления о уходящей молодости, а индивидуальность, чувства которой объясняются обстоятельствами его жизни. Раскрывая непостоянность и противоречивость чувства, поэт использовал для его воплощения в стихе новую, более широкую палитру художественных средств. В 1821 г. появилась знаменитая элегия «Разочарование», текст которой положил на музыку М. Глинка. Романс М. Глинки сделал эту элегию чуть ли не самым весомым популярнейшим произведением Баратынского.
Суть творческих открытий Баратынского, его умение с реалистической точностью и холодной трезвостью анализировать порывы чувств, психологические процессы, которые происходят в душе человека, воплотились в его элегии «Признание». Судьба лирического героя элегии — неповторимая в ее своеобразности. Но она складывается под влиянием обстоятельств, будничных и реальных: «долгие годы разлуки», «бури жизненные», влияние «толпы», которая подчиняет человека своим «мыслям». При всей неповторимости эта судьба содержит так много типичного, общего для всех людей, что служит обоснованием философского вывода в последних строках стиха. «Баратынский — обворожительность и чудо.
«Признание» — совершенство», — писал А. Пушкин. Высокую оценку Пушкина заслужила и поэма «Эда», причем, и здесь он обратил внимание на попытку Баратынского изобразить человеческий характер в движении. Пушкин восхищался тем, как в «Эде» «развита» женская любовь. Не «изображена», не «описана», а именно «развита». Баратынский изображает чувство в динамике, тщательно следя за тем, как каждое изменение в нем влияет на образ жизни Эды, на ее внешность и речь. То, что фоном действия стал не живописный юг, как это было у Дж. Байрона или А. Пушкина, а скупые краски финской земли, объясняется не только биографическими причинами, а и стремлением создать произведение, по колориту и тональности непохожее на южные поэмы.
Установке на изображение «очень необыкновенного» он противопоставил свою — обращение к «целиком простому». А. Пушкин оценил эту «собственную дорогу», найденную Баратынским в его первой поэме. С этого времени начался период наибольшей творческой близости обоих поэтов. Своеобразным символом этой близости стала их общая книга — изданные в 1828 г. поэмы Баратынского «Бал», пушкинского «Графа Нулина» в одной обложке с заголовком «Две повести в стихах». В апреле 1825 г. многолетние ходатайства о предоставлении Баратынскому офицерского чина завершились удачно. Он получил возможность распоряжаться своей судьбой, вышел в отставку, вступил в брак и поселился в Москве, где в 1827 г. вышел сборник его стихов, который подытожил первое десятилетие творческого пути.
Следующий период его жизни не богат на внешние события. Со стороны могло показаться, что она складывалась благополучно, даже счастливо. Но это было не так. В конце 30-х годов он признался в одном из писем: «Эти последние десять лет существования, которые, на первый взгляд, не имеют ни одной особенности, были для меня тяжелейшими из всех лет моего финляндского заключения». В 1835 г. поэт опубликовал второе издание произведений, которое показалось ему тогда итогом его творческого пути. «Кажется, оно на самом деле будет последним, и я к нему ничего не прибавлю, — писал он. — Пора индивидуальной поэзии минула, другой еще нет». Тем не менее, последней книгой Баратынского станет сборник «Сумерки» (1842), в котором были объединены стихи первой половины 30-х — начала 40-х годов.
Хотя большинство произведений «Сумерек» публиковались раньше, но, собранные в книге с продуманной композицией и значащим заголовком, они, по замыслу Баратынского, должны были «живее выражать общее направление, общий тон поэта». Это «общее направление» определялось, в первую очередь, единством проблемы, так или иначе затронутой во всех стихах, которые вошли в сборник. «Сумерки» открывались стихом «Последний поэт» (1835), который играл роль своеобразного творческого манифеста. Конфликт «Последнего поэта «проходит через весь цикл. С одной стороны, «железный век», его «промышленные заботы», «общая мечта», а с другой — поэт, «нежданный сын последних сил природы», «улыбающиеся сны». Решается этот конфликт трагически для обеих сторон.
Поэтический талант напрасен, если в нем не нуждаются люди, а ненужный миру поэт обречен на гибель. Но и мир, отказавшись от поэзии, похож на позолоченный, но безжизненный скелет. В противоположность традиции, согласно которой произведения, которые входили в поэтические сборники, отбирались и группировались по жанровым признакам, Баратынский использовал выразительные возможности разных жанров для раскрытия одной идеи, сущности одного конфликта. Антитеза одинокой, возвышенной творческой личности и вражеской ей «толпы» раскрывается и в одических строфах «Последнего поэта», и в медитативной элегии («Осень», 1837), и в антологической надписи («Алквивиад», 1835), и в «мелочи», которая разрастается, переполняется многогранным смыслом, который вбирает в себя и философское, и социальное содержание («Ропот», 1841).
В «Осени» трагическое звучание, присуще большинству стихов «Сумрака», достигает особого напряжения. «Осень» — суровая дума о своем времени. Благоразумие мыслителя и пылкость оратора, строгая последовательность в развитии поэтической и философской мысли, эмоциональная насыщенность каждого образа, лаконизм и благородное скряжничество изобразительных средств, характерны для зрелого Баратынского, с наибольшей силой и полнотой проявились в «Осени».
«Сумерки «отобразили не только общее в мироощущении и творчестве Баратынского второй половины 30-х — начала 40-х годов, а и изменения, которые произошли за это время. Не случайно цикл, который открывается «Последним поэтом», он закончил «Римом» (1840). В этом стихотворении снова поднимается проблема взаимоотношений поэта со столетием, снова звучит знакомое противопоставление современной действительности и гармонии античного мира, но оно раскрывает и новые черты эстетичного идеала Баратынского. Настоящий поэт, каким он изображен в «Риме» — властитель дум.
Осенью 1843 г. Баратынский отправился за границу, полгода провел в Париже, встречаясь с писателями и общественными деятелями, с художниками русской эмиграции. Находясь в Неаполе, Баратынский заболел и 29 июня 1844 г. внезапно умер. Тело поэта было перевезено в Петербург и поэт в присутствии нескольких близких друзей был похоронен. Тогдашние газеты и журналы почти не откликнулись на его смерть.
Суть творческих открытий Баратынского (Боратынский)