Своеобразие реализма XVII века в английском романе

Своеобразие реализма XVII в. в его английском варианте, его возможности и перспективы проявились в творчестве Дж. Беньяна. Уже в первом своем произведении «Изобильное милосердие, изливающееся на главного грешника» Беньян создал своеобразный исторический и психологический документ, характеризующий внутренний мир пуританина — демократа послереволюционных лет, раскрыл сложное духовное состояние, свойственное ему — правдоискателю, и глубокому мыслителю, впрочем, лишенному всякого образования. Выбирая путь «нравственного усовершенствования», так как путь открытой политической борьбы в его глазах был скомпрометирован всем опытом республики, Беньян, однако, призывает к обличению режима Стюартов, помогает понять духовный мир тех бесстрашных проповедников, которые вышли из народной среды Англии конца XVII столетия. Говоря о жизни английских правящих классов периода реставрации, Беньян уже показывает свои недюжинные возможности писателя-сатирика.

Они развернулись в «Странствовании паломника». В данном случае нас интересует не теологически моральная концепция этой книги, обратившей на себя пристальное внимание Пушкина (см. исследование Д. Д. Благого, посвященное этой теме), а именно картина мира, противостоящего Христиану, дорога, по которой он идет к цели.

Враждебный ему мир наглядно показан в сценах, рисующих город, в центре которого шумит Ярмарка Тщеславия, восхитившая позднее Теккерея. Все продается на Ярмарке Тщеславия, пишет Беньян: люди, чувства, богатства, почести, целые страны и правительства. Всесильное золото хозяйничает и в городе, и на Ярмарке Тщеславия, развращая и губя людей.

За пуританским словарем и аллегорическими именами персонажей книги Беньяна, имеющими значение характеристик (мистер Жизнемудр, мистер Многослов, Маловер), проступают реальные типы английской действительности тех лет. Среди них есть даже и Атеист, чьи доводы воспринимаются как умышленно искаженные и преувеличенные идеи Гоббса. На деле Атеист Беньяна — просто бессовестный корыстолюбец,. И если романы Гриммельсгаузена навеки запечатлели подлинные картины немецких сел и городов, разрушенных войной, бушевавшей между Рейном и Одером, Белътом и Трансильванией. Книга Беньяна дает не менее выразительную и горькую картину английского общества в годы, последовавшие за крушением республики, показывает ее реальные результаты,- торжество Ярмарки Тщеславия на тех стогнах, где победоносный английский «пуэр робустус» двадцать лет назад проводил на плаху своего легкомысленного и вспыльчивого короля.

Но сила художественного мастерства Беньяна в полную меру проявилась в одном из последних его произведений — в «Жизни и смерти мистера Бэдмена» («Ваетап» — «дурной человек», г-н Злодеев). Сын почтенных английских обывателей, Бэдмен, с детских лет склонный к порокам и преступлениям, промотал деньги, данные ему заботливым отцом «на обзаведение». Вступив в брак по расчету и разбогатев таким образом, Бэдмен пускается в бессовестные спекуляции, постепенно становится богачом, беззастенчивым грабителем, не останавливающимся ради наживы даже перед преступлением.

Процесс заканчивается, родился литературный тип английского дельца, каким мы будем знать его по многим произведениям английской реалистической литературы. Из грязи и крови возник новый строй, заменивший собой старую патриархальную Европу. На смену персонажам, старой европейской литературы приходит Бэдмен, возникает контур романа, резко, обличающего новые общественные отношения. Доза пуританского дидактизма, которая, конечно, есть в книге Беньяна, уже ничего не смягчает по существу и не ослабляет обличительную силу его романа.

На исходе века появляется «Шельмуфский» Рейтера. Это великолепная пародия на плутовской и авантюрный романы XVII в., одновременно широко использующая их возможности. Хотя в каждом отдельном, случае, естественно, надо говорить об индивидуальном стиле автора данного романа, но все же в поэтике жанров прозы есть нечто общее, что позволяет говорить о себе как о важном признаке жанра в целом; в данном случае это тот особый повествовательный стиль, который вырабатывается именно в прозе XVII в. и не похож ни на-лаконическую или изукрашенную прозу XVI столетия, ни на темный стиль барокко, ни на суховатую прозу классицизма. Это стиль нового эпоса, эпоса нового времени, для которого важна масса мелочей, не существовавших для творческого сознания прошлого века.

В заключение — еще одно соображение по поводу эволюции самой личности романиста XVII в. В начале века среди авторов, прокладывавших дорогу «иному стилю», было еще немало людей из служилого и не лишенного знатности дворянского сословия. Из него происходил Кеведо и некоторые другие испанские писатели; к нему в полной мере относился Агриппа дОбинье, по сравнению со своим отцом даже восстановивший и приумноживший старые феодальные достатки и претензии семьи.

С течением времени среди писателей этого направления все чаще встречаются разночинцы, профессионалы, люди из третьего сословия. В последней трети века над всеми другими авторами возвышаются фигуры писателей, выдвинутых действительно народом, — в, полном смысле слова народных писателей — Гриммельсгаузена и Беньяна, корчмаря и проповедника. Оба в прошлом солдаты и самоучки, они сложились как художники слова — один в работе над народными календарями и дешевым занимательным народным чтивом, другой — в работе над произведениями, адресованными темной и яростной пастве и заменявшими ей обычный круг духовных интересов, более богатый на континенте. Кстати, оба они — писатели с отчетливо проявляющимся интересом к национальной демократической традиции своих литератур: Беньян — к «Видению Питера пахаря», Гриммельсгаузен — к немецкой гуманистической сатире XVI в. Эти писатели со своей точки зрения, являющейся одновременно и народной точкой зрения, вынесли приговор XVII столетию и переменам, которые претерпел род человеческий за это время в горниле войн и революций.