Темы Стругацких: философия жизненного пути

Герой повести «Хищные вещи века» наблюдает как люди, имеющие книги великих людей, склеивают их и ставят как оформление интерьера, а бесплатную банку маринованных ананасов мальчишки используют как футбольный мячик. Но это оказывается мелочью: от вкусной еды и «ретуалов» поедания, когда где-то рядом страна голодающих людей; от салонов красоты, в которых человека превращают в нечто мертво-совершенное; от телевизионных сериалов, в которых все будет происходить так, как пожелают того зрители; когда от всего переизобилия благ люди уходят к своеобразным наркотикам: так «ласково» называемая «дрожка».

Где люди от мигающих огней на время практически сходят с ума и творят разврат, публичное уничтожение шедевров искусства в тайном обществе богачей, путешествие по заброшенному тоннелю, в котором бродит ополоумевший робот, способный в любой момент убить тебя, поедание мозгов живой обезьяны и верх всего — «слег», когда в сознании человека, лежащего в ванной с солью, с противомаскитной таблеткой под языком и слушающего радио воплощается нечто такое, о чем главному герою отчаяно стыдно говорить.

А люди умирают в ваннах от нервного истощения, потому что они как крысы, которым вживляли электроды в мозг. «… Отыскав в мозгу у крыс центры наслаждения, они добились того, что животные часами нажимали на рычажок, замыкающий ток в электродах, производя до восьми тысяч самораздражений в час. Эти крысы не нуждались ни в чем реальном. Они знать ничего не хотели, кроме рычага. Они игнорировали пищу, воду, опасность, самку, их ничто в мире не интересовало, кроме рычага стимулятора. Позже опыты были поставлены на обезьянах и дали те же результаты…» Люди зациклились на наслаждении и потеряли не только разум, но и жизнь как таковую. А это грозит переходом человека в нереальное бытие и как следствие гибель всего человечества. Это проблема наркотиков во всем мире, то есть наркотики будут существовать до того, пока их будут употреблять и здесь на смену уничтоженному старому наркотику обязательно изобретут новый.

Для Стругацких вообще характерно рассмотрение проблем общечеловеческого масштаба, даже на примере реальной исторической обстановки. Даже скорее наоборот: историческая обстановка является толчком для осознания глобальных вопросов. Юлий Буркин, являющийся с одной стороны поклонником творчества Cтругацких, с другой — филологом по образованию, писателем и журналистом по роду деятельности, присутствовавший на неформальных встречах с Борисом Натановичем в Дубултах (Юрмала) и Репино (С-Петербург) вспоминал: «Когда мы были пацанами, мы зачитывались Стругацкими, не зная тех политических реалий, которые послужили им толчком для работы. То же будет и с нашими детьми и, надеюсь, со внуками: их не будут волновать ни Афганистан, ни Хрущев, ни Карибский кризис. Как мы сейчас, читая Робинзона Крузо, не задумываемся о том, что написана эта книга была под впечатлением работ Руссо и для их же иллюстрации. Тем-то и сильны Братья, что отталкиваясь от сиюминутных политических событий, они создали вечные произведения, выходя на уровень актуальных в любую эпоху морально-этических и философских обобщений.»

Но несмотря на это, Стругацкие являются в своих произведениях анализаторами исторического времени… отражение исторического времени Когда в школе мы изучали «Отцов и детей» Тургенева, мы соотносили это произведение с обстановкой после 1861 года в России, «Война и мир» Толстого для нас были зеркалом войны 1812 года, Маяковский был певцом революции 1917, и т. д. Не удивительно, если читая Стругацких, читатель невольно находит в их произведениях тех или иных людей, или те или иные события, которые недавно происходили в нашей стране.

Рассмотрим несколько таких картин: В «Гадких лебедях» есть такая тема: в некой стране люди высочайшего творческого накала становятся уродами, отвратительными на вид «мокрецами». Они меняются и внутренне, они не нуждаются в земных радостях, зато умирают, когда их лишают чтения. Их ненавидят и преследуют ура-патриоты и фашисты, их заключают в лепрозорий, военно-промышленный комплекс эксплуатирует их творчество. Это тема трагедии интеллигенции, в разных аспектах соприкасающихся с реалиями. Достаточно вспомнить об институтах — «шарашках» Берии, о судьбах ученых, писателей, художников.

Как бы в напоминание о таком аспекте темы, Стругацкие поручили роль главного героя (и героя — наблюдателя) ссыльному писателю Баневу, имевшему неосторожность поссориться с «господином президентом». Последний очень похож на Хрущева, а сам Банев — на В. Высоцкого. На последнем дубултинском семинаре Борис Натанович рассказал, что поводом к написанию «Трудно быть богом» (любимая вещь многих поклонников Стругацких) послужило прочтение Братьями отчета о выступлении Н. С. Хрущева на выставке модернистов в Манеже. Тогда они сделали для себя открытие: нашей страной правят тупые бездарные хамы, враги культуры и красоты… Под видом фантастической средневековой страны Стругацкие дают гротескное изображение нашей страны сталинского периода.

В момент действия там правит временщик, которому дано многозначительное имя «Рэба» (в оригинале было «Рэбия», редакторы попросили сделать намек менее явным). Он свирепо и планомерно уничтожает ученых и поэтов, учреждает собственную «серую гвардию», превращает обсерваторию в пыточную тюрьму; душит остатки свободы, сохранившиеся в средневековом королевстве. В этот ад внедрен историк Румата (он же Антон). В его распоряжении огромное могущество XXII века, но здесь оно бесполезно. Земляне решительно отвергают любое вмешательство в исторический процесс: «нельзя лишать человечество его истории», — так и сказано в книге. Есть и объяснение практически-конкретное: вторжение в ход истории оборачивается большой кровью; это и сказано словами, и показано образно.

Другая проблема — человеческая, личностная. Антон понимает, что обязан остаться в стороне, но это ему невыносимо, он говорит: «Сердце мое полно жалости». И все же он бездействует. Убивают и пытают его друзей, бьют до полусмерти его самого, но он терпит до последнего и лишь, в приступе отчаяния, с боем идет во дворец и убивает палача Рэбу. Прототип Рэбы Берия был расстрелян прежде, чем он успел восстановить сталинизм в ухудшенном, если можно себе такое представить, варианте. И не спрашивал ли он себя с тоской и горечью, почему никто из старшего поколения не имел мужества убить Сталина вовремя? Подмены мы находим в другой философской повести, «Жук в муравейнике». «Профессиональный убийца, шеф службы безопасности Рудольф Сикорски («… никогда не обнажал оружия, чтобы пугать, грозить… — только для того, чтобы убивать») уничтожает «своего», Льва Абалкина, подозревая в нем опасного и враждебного чужака». Просто, как выстрел в затылок… На деле тема «Жука…» таже, что и «Трудно быть богом»: предел действия нормы «не убий».

Стругацкие ставят мысленный — художественный — эксперимент: на одной чаше весов помещена судьба всей Земли, на другой — одна-единственная жизнь (Льва Абалкина). Весы идеально уравновешены, ни герои, ни читатель не знают, действительно ли Абалкин есть бомба замедленного действия, могущая уничтожить земную цивилизацию. Несмотря на то, что «профессиональный убийца» Сикорски в полной мере представляет себе меру опасности, он сохраняет жизнь живым бомбам, когда они еще не люди, а человеческие зародыши, и с тех пор оберегает их, охраняет от непосвященных их секрет. Милосердие не покидает его до последней секунды — всей истории 40 лет, из них 30 Сикорски знает, что вместе с людьми-бомбами могущественная иная цивилизация подбросила на Землю некие устройства, «детонаторы», добравшись до которых, подкидыши, возможно, начнут свою страшную работу.

Деталь, достойная внимания: Сикорски не может уничтожить «детонаторы» — и не может спрятать машинки в свой сейф. «Детонаторы» попали в музей, а по закону никому, «ни частным лицам, ни Мировому Совету, ни даже господу богу» экспонаты «из любого Музея на Земле» не выдаются — приходите и изучайте на месте… Итак, 40 лет «контрразведчик» Сикорски несет на своих старых плечах бремя мучительной тревоги — ужасно представить себя на его месте… И тут на сцену выходит Абалкин. Он без предупреждения покидает инопланетную службу и тайно возвращается на Землю. Перед этим при непонятных обстоятельствах гибнет его врач, посвященный в секрет. Дома Абалкин с неистовым напором пытается вызнать тайну своего происхождения и, главное, стремиться прорваться в Музей, к «детонаторам». Но, пока возможны хоть какие-то человеческие объяснения его поступков, Сикорски его щадит.

Выстрелы раздаются только тогда, когда Абалкин берет «детонатор» в руки. Но это еще не все. Даже в такой отчаянной ситуации Стругацкие не оправдывают Сикорски полностью, этические весы еще качаются. Герой — рассказчик Максим Каммерер считает убийство напрасным.