Теория литературы: Что такое акмеизм?

«О библиотеке поэта» М. Горький поставил ряд серьезных вопросов, касающихся характера буржуазной поэзии: «Почему с начала XIX века буржуазия — класс-«победитель» — выдвинула из своей среды так много поэтов-пессимистов… не создала поэзии мужественного героического характера?». Ответ на эти вопросы не так прост. Ясно одно: победа буржуазии не привела к разрешению классовых противоречий, а, наоборот,- еще больше их обострила. Поэты с их тонким восприятием жизни мучительно чувствовали контрасты, но, не будучи в состоянии их объяснить, ни тем более — понять пути разрешения противоречий, проповедовали идеи пессимизма, бессилия, бессмысленности самой жизни. И все же в начале 80-х годов XX века была сделана попытка создать жизнеутверждающую буржуазную поэзию. В недрах символизма оформлялась новая поэтическая школа — акмеизм. Постепенно акмеисты (свою группу они еще называли «Цех поэтов») выходят на самостоятельную дорогу, обзаводятся своими изданиями: сначала журнал «Гиперборей» (1892), несколько сборников «Цеха поэтов», затем в их ведение переходит журнал «Аполлон». Среди акмеистов особенно выделялись поэты Н. Гумилев, С. Городецкий, А. Ахматова, О. Мандельштам, М. Зенкевич, Г. Иванов, В. Нарбут, а также организационно не связанные с акмеизмом, но близкие к нему по творческим принципам — М. Кузмин, В. Ходасевич, М. Волошин, Б. Садовской.

В журнале «Аполлон» были напечатаны программные статьи «Наследие символизма и акмеизм» Н. Гумилева и «Некоторые течения в современной русской поэзии» С. Городецкого. В первой из них разъясняется термин «акмеизм»:

«На смену символизму идет новое направление, как бы оно ни называлось, акмеизм ли (…высшая степень чего-либо, цвет, цветущая пора) или адамизм (мужественно твердый и ясный взгляд на жизнь)».

Акмеисты пользовались также термином «кларизм» (от лат. сагиз — ясный), имея в виду декларируемую ими ясность взгляда и пластичность образа и языка (эта идея выражена в статье М. Кузмина «О прекрасной ясности»). Определяя принципы акмеизма, выраставшего на развалинах символизма, С. Городецкий писал: Борьба между акмеизмом и символизмом… есть, прежде всего, борьба за этот мир, звучащий, красочный, имеющий формы, вес и время. Однако этот конкретный мир не был для акмеистов миром широких общественных интересов. Свои поправки они вносили главным образом в систему изобразительных средств. Какие же идеи воплощались в зримом, вещном, имеющем «вес и время» образе акмеистов? В поэзии Гумилева — это часто образ империалистического конкистадора, у Мандельштама — литературные и исторические реминисценции, отражение отраженного; натурализм и биологизм в описании рождения Земли и живых существ на ней — у Зенкевича, поэтизация плоти — у Нарбута, любование аксессуарами «красивой жизни» — у Садовского, в ряде стихотворений Кузмина, воспевание славянской древности — у Городецкого. «Вещность» обратилась не в примету реализма, а в пустое эстетство.

Дух мелочей, свойственный стихам многих акмеистов, ведет к измельчанию самой поэзии, к безвкусице, или, как об этом метко сказано еще дореволюционным критиком,- «к безвкусной утрированности формы, незаметно переходящей в пошлое, шаблонное декадентство». Ряд стихов М. Кузмина может быть воспринят как пародия, настолько подчеркнуто в них внимание к мелочам:

Гуляют в рощах дамы, кавалеры, И в томных вздохах слышится любовь, Любовь видна сквозь тонкие манеры, Как через кожу чуть алеет кровь. («Куранты любви»)

Установка акмеистов на зримость, вещность образов приобретала лишь видимость здоровой устремленности — по сравнению с самыми субъективными, мистическими теориями символистов. Что же касается традиций русской классической поэзии,

То они не столько развивались, сколько опошлялись акмеистами, ибо узость тематики, отрыв фактов и явлений от жизни — нес это явно противоречило великому искусству художественной типизации в поэзии Пушкина, Лермонтова, Некрасова. «Реалистичность акмеистической поэзии,- справедливо писал советский исследователь А. Селивановский,- была весьма относительной, а точнее — мнимой. От символизма акмеизм, в сущности, уходил не к реализму действительности, а к условному, книжному, внешнему реализму, к реализму второго сорта, то есть — к лжереализму. Реалистичность его поэзии была лишь условным приемом».

Все отмеченное вовсе не означает, что акмеисты были политически пассивны. Представляя собой явление декаданса, акмеизм был выражением буржуазной идеологии в искусстве и в этом отношении отличался особой активностью. Поэзия акмеизма (его наиболее правого крыла)-это апология капиталистической действительности и всей политики русского империализма. В наиболее прямой форме это выражалось в стихах Н. Гумилева и Г. Иванова.

У Блока было одно, правда, запоздалое, пожелание акмеистам: «Если б они все развязали себе руки, стали хоть на минуту корявыми, неотесанными…». Отчасти это пожелание исполнилось в поэзии Сергея Митрофановича Городецкого Михаила Александровича Зенкевича (89 — 973) и Владимира Ивановича Нарбута, которые стремились Передать ощущение полнокровное мира в конкретных, зримых образах.

«Как ярка, как кровеносна твоя железистая плоть», писал М. Зенкевич, обращаясь к жизни («Гимн материи»).

К этим поэтам более всего можно отнести термин «адамизм». В творческой практике акмеистов адамизм выразился в обращении к доисторическим, временам, к стадии «звериности» или к первобытному человеку — к Адаму. С. Городецкий шел к этой «первозданности» через славянскую мифологию: в образах бога Я рилы, Перуна, Стрибога, Веснянки он раскрывал идею первобытной силы, полноты жизни, непосредственности чувств. Для Зенкевича же характерен биологический взгляд на жизнь, важное место в его поэзии занимает образ древнего животного или пещерного человека («Темное родство», «Махайродусы»‘, «В зоологическом музее»). Стих Зенкевича столь же тяжеловесен, порой неуклюж, как и те древние существа, о которых он пишет:

Корнями двух клыков и челюстей громадных Оттиснув жидкий мозг в глубь плоской головы, О, махайродусы, владели сушей вы В третичные века гигантских травоядных!

Близок к Зенкевичу по манере письма В. Нарбут. Стихи этих двух поэтов отличаются яркими, но однотонными красками, как однотонны и картины жизни, которые входят в сферу их творчества. Образы их стихов резко определенны и носят настолько плотски-чувственный характер, что находятся на грани натуралистичности. Значительное место в поэзии В. Нарбута занимает описание украинского мелкопоместного быта, уродства маленьких уютов, жизни украинской деревни («Сегодня весь день на деревне…», «Горшечник»). Однако этим стихам не достает глубины социального анализа, они представляют собой всего лишь этнографические зарисовки.

После Октября акмеизм как поэтическая школа прекратил свое существование. Жизнь подвела естественный итог попытке создать «героическую» буржуазную поэзию, подтвердив еще раз ту истину, что талант не может процветать вне передовых общественных идей. Цеплявшийся изо всех сил за старый мир. Гумилев переживает кризис как поэт, его стихи становятся псе более пессимистическими, в них проникает мистика, которой он сам когда-то объявил войну (сб. «Огненный столп», 92). Испытывал творческое бессилие прошедший мимо революции О. Мандельштам. С. Городецкий, М. Зенкевич, В. Нарбут, приняв Октябрь, преодолели цеховую замкнутось акмеизма. А. Ахматову на путь поэзии вывел ее глубокий патриотизм.

Некоторые черты поэзии акмеистов, в частности Н. Гумилева, привлекли внимание ряда поэтов, начинавших свой путь в годы революции. Яркость изображения, романтичность, упругость ритмов оказали влияние на раннюю поэзию Э. Багрицкого, Н. Тихонова, В. Саянова. Однако выступали они с совершенно противоположных Гумилеву позиций, и потому влияние акмеизма на этих поэтов нельзя считать серьезным. Прав был А. Селивановский, который писал, что «советская поэзия ни с какой стороны не рассматривает акмеизм как одного из своих предшественников».