Томас Манн — литературное наследство

Долгое молчание, которым для лауреата Нобелевской премии 1929 года отмечен швейцарский период эмиграции, с 1938 года, когда Т. Манн переехал на постоянное жительство в США, сменилось активнейшей общественной деятельностью: он совершает целую серию лекционных турне по стране, выступает в качестве своеобразного политического конферансье перед самой широкой аудиторией, в том числе и перед домашними хозяйками; из общего ряда немецких эмигрантов Т. Манн в годы войны выделялся тем, что его высказывания по злободневным вопросам борьбы против Гитлера не только принимались во внимание тогдашними правительственными кругами США, но и находили у них одобрительный отклик.

Литературное творчество Т. Манна этой поры обусловлено «радикальным пересмотром» тех консервативных концепций, которых он придерживался после первой мировой войны, когда был близок к тому, чтобы превратиться в заурядного писателя, занятого разработкой малоинтересных для современного ему читателя сугубо обывательских тем.

По доброй воле он занял в те годы позицию стороннего наблюдателя. В 1918 году он опубликовал свои «Размышления аполитичного», архипространнейшее эссе объемом в шестьсот страниц, которых, однако, не хватило, чтобы убедительно отстоять идею отрешенного от политики немецко-романтического мира искусства. В год, когда в Германии совершалась революция, он был занят сочинением идиллий, и не только в прозе о своей собаке («Хозяин и собака»), но даже в стихах («Песнь о младенце»), обе вещи — в 1918 году! Работа над романом «Волшебная гора» почти не продвигалась. Отношения с братом были у него тогда весьма натянутые. Однако и он чувствовал, что германская и русская революции означают некий коренной, «мировой» поворот и что «никто отныне не сможет жить по-старому, а если б кто захотел жить так, то пережил бы самого себя» 147. Внутренняя потребность к постоянному творческому поиску навела его на мысль обратиться к тематике воспитательного романа, что и помогло ему наконец завершить в 1924 году «Волшебную гору».

Воспитанный в буржуазной среде, Ганс Касторп попадает в туберкулезный санаторий, который расположен в горах и совершенно отрезан от мира «равнины». Простодушный молодой человек сначала не замечает, что в лице новых своих знакомых он сталкивается с альтернативами эпохи: здесь он встречает своего кузена Цимсена, являющегося ярким представителем истинно «прусского» характера, и влюбляется в мадам Шоша, русскую по национальности, с весьма широкими понятиями о человечности; он становится свидетелем острых дискуссий между страстным республиканцем Сеттембрини и выучеником иезуитов Нафтой — последовательным реакционером в революционном обличье; на него производят впечатление блестящие, но весьма туманные речения расположенного не к теориям, а к реальной земной жизни нидерландского плантатора. Больны здесь все, но Касторпу болезнь помогает подняться на ступень более высокого познания. К нему со временем приходит умение критически смотреть на окружающий его мир, и он осознает, что должен сделать выбор: между иррационализмом и разумом, радикализмом и гуманизмом, романтикой и просвещением, болезнью и жизнью — либо вырваться за рамки всех этих альтернатив. Он понимает, что «во имя доброты и любви человек не должен позволять смерти властвовать над своими мыслями» и, хотя он не может решиться порвать с «волшебным миром горы», с началом первой мировой войны новый Тангейзер без чувства сожаления готовится выйти в настоящий мир. Таким образом, вопрос о предназначении и ответственности человека выдвигается на первый план этого, в силу философских сложностей своей темы глубоко интеллектуального, романа, в котором сочетание повествовательных элементов предметного описания вкупе с элементами эссеистически-теоретическими дает удивительное эстетическое единство.

Мотив гуманности, главенствующий как в «Волшебной горе», так и в обширном эссе «Гете и Толстой» (1922), является сквозной темой и следующего его произведения — тетралогии «Иосиф и его братья», начатой в 1926 году, а законченной в последние годы эмиграции («Былое Иакова», 1933; «Юный Иосиф», 1934; «Иосиф в Египте», 1936; «Иосиф-кормилец», 1943). К ее написанию автора подвигла убежденность в том, что именно в эпоху великих исторических переворотов, когда закончилась буржуазная эра и начала свое становление эра новая, на повестку дня следует поставить вопрос человека «о себе самом, о его корнях и перспективах, о его сущности и цели…».

Томас Манн повествует ветхозаветную историю, которую еще Гете считал «очаровательной» и достойной более детальной разработки: Иосифа — любимого сына патриарха Иакова — его братья сначала бросают в яму, а потом продают в рабство на далекую чужбину, в Египет, где он со временем возвышается, став вторым после самого фараона лицом в государстве, и заставляет явиться к себе отца и братьев. Эта история, однако, не «историческая», она не имеет конкретной реальной почвы и является всего лишь составной частью мифологически-религиозного предания. На основе обширных знаний истории и религиозных учений Т. Манн придал ей конкретно-исторический характер, развернув ее на тщательно обрисованном историческом фоне. И все же он оставил ее в «мифическом Далеко» сказаний и легенд, повествующих о прошлом, но подразумевающих будущее. «Занимает нас, — говорится в романе, — вовсе не время, очерчиваемое цифирью, а скорее раскрытие тайны переплетения предания и пророчества, наполняющего слово «Некогда» двусмысленным содержанием — прошлым и настоящим, а через них дающего ему и заряд потенциального настоящего…»

То, что история Иосифа заряжена «потенциальным настоящим», объясняется тем, что своей целью она имела не разъяснение чуда божественного предвидения, а изображение образцового поучительного процесса: безмятежно-самонадеянный юноша, любимчик отца, преодолевает эгоцентризм своей молодости. Наученный горьким опытом многократного «падения в яму», он приходит к выводу, что сущность гуманного составляют не красота и ум, а вторжение передового мышления в пределы «политики». Ведь, будучи наместником фараона, он занимается политикой, в своей политической деятельности он опирается на приобретенные им обширные познания в вопросах хозяйствования и экономического планирования. Так он становится в конце концов «Иосифом-кормильцем».

Таково название последнего тома тетралогии. В нем наиболее полно отразились представления Томаса Манна о социальной гуманности, необходимой и спорной. Одновременно в этом романе утверждается и новое назначение мифологической литературы. Т. Манн хотел гуманизировать миф и положить конец нацистскому «блаженствованию немецкого духа в мифической навозной жиже» 149, он сознательно стремился «вырвать миф из лап фашистских мракобесов и наделить его гуманистическими функциями» 150.

Такого же подхода требовала и борьба за сохранение гуманистических традиций немецкой культуры; с другой стороны, необходимо было подвергнуть ее критическому анализу.

«Лотта в Веймаре» (1937) — роман о встрече Шарлотты Кестнер, урожденной Буфф (прообраз верте-ровской Лотты), с состарившимся Гете — показывает классика мировой литературы как фигуру в высшей степени спорную.

Не порвав с прошлым, нельзя было и помышлять о будущем. В том же духе высказалась в 1944 году и Анна Зегерс: «Как добиться того, чтобы немецкая молодежь осознала нашу вину и наш долг, — в этом, пожалуй, самая тяжелая задача нашего поколения». Ее роман «Мертвые остаются молодыми» представляет собой еще один пример того глубоко критического анализа эпохи, который в последние годы войны стал тематическим стержнем всей антифашистской литературы эмиграции.

Зачастую он выливался в форму автобиографического резюме о современности («Вчерашний мир» С. Цвейга, 1942; «Закат дворянства» Л. Ренна, 1944; «Поворотный пункт» К. Манна, на нем. — 1952). Нередко он становился ведущей темой крупномасштабных романных композиций («Дочь» Б. Франка, 1943; «Страсти вокруг миротворца» О. М. Графа, 1947, или «Родные и знакомые» В. Бределя, 1943-1953, — с сугубо пролетарских позиций).

То, что надежды Т. Манна на новое начало в Германии осуществились иначе, чем он это себе представлял, в определенной степени отразилось в произведениях, созданных им в последние годы жизни. Быстрый распад антигитлеровской коалиции удручил его, разгул антикоммунистической истерии в США привел его в смятение. В 1952 году Томас Манн, переступивший семидесятилетний рубеж, отправился в новую эмиграцию: последние годы своей жизни он прожил в Швейцарии, до самой своей кончины неустанно взывая к разуму, ратуя за мир. Из ранее начатых им работ он продолжал дописывать «Признания авантюриста Феликса Круля» (1954); в созданном им в эту пору «Избраннике» (1951), фабульной основой которого послужила поэма Гартмана фон Ауэ о Грегориусе, он в улыбчиво-пародийной манере развивал мотив милосердия и искупления греха, разрабатывавшийся им прежде в «Докторе Фаустусе».