Урбанистическая тема в стихотворениях Бодлера

В 6-летнем возрасте потерял отца, участника Великой французской революции. Мать в скором времени вышла замуж за майора Опика, будущего генерала, посла и сенатора. Такое быстрое замужество матери нанесло Бодлеру душевную травму: у мальчика сложились напряженные отношения с отчимом, его отправили в пансион в Лионе, со временем отдали в лицей Людовика Великого, где он испытывал частые нападки меланхолии. Бодлер закончил лицей, но от служебной карьеры отказался. С 1839 по 1841 годы вел образ жизни литературной богемы в Латинском квартале Парижа. Познакомился с Л. де Лилем, П. Дюпоном, много читал. Любимыми авторами стали Т. Готье и Ж. де Местр. Встревоженная поведением сына, семья решила отправить его учительствовать на о. Бурбон в Индийском океане (1841). Ностальгия заставила Бодлера весной 1842 г. вернуться в Париж.

В 1846-1847 годах Бодлер открыл для себя Э. По, талант которого считал родственным по духу. Переводил новеллы Э. По на французский язык. В 1852 г. опубликовал статью «Языческая школа», в которой критически оценил творчество парнасцев, их преданность теории «искусство для искусства». Наиболее значительным произведением Бодлера стал поэтический сборник «Цветы зла», который послужил причиной судебного процесса против поэта с обвинением в «аморальности». Бодлер вынужден был изъять из первого издания 6 поэзий. В 1861 г. вышло второе издание книги, дополненное 35 новыми поэзиями. В 1864 г. безденежье вынудило Бодлера отправиться в Бельгию с чтением лекций. Лекции успеха не имели. Бодлер написал «Маленькие поэмы в прозе» (изданы посмертно), решив не возвращаться во Францию, пока не добьется успеха и признания.

Творчество Бодлера оказало влияние на таких разных мастеров слова, как поэта авиньонской школы Т. Обанеля, бельгийца И. Белькена, символистов П. Вердена, А. Рембо, С. Малларме, одного из «отцов» модернизма М. Пруста, метра сюрреализма Т. Тзара, французских поэтов XX ст. Реверди, Элюара, А. Френо. А. Рембо писал: «Бодлер — это король поэтов, настоящий Бог». Бодлер стоит у истоков французского символизма. Его манере присуща обостренная восприимчивость в сочетании со стремлением к максимальной точности в изображении самых пасмурных моментов внутренней реальности. Бодлер одним из первых ввел во французскую поэзию урбанистическую тему. В одном из писем он писал: «В эту жестокую книгу я вложил весь свой ум, все свое сердце, свою веру и ненависть». Название сборника подчеркивает его главную мысль — привлекательность зла для современного человека. Лирический герой Бодлера раздвоен: он разрывается между идеалом духовной красоты и красотой зла («Больная муза», «Идеал», «Гимн красоте»). Зло стало объектом художественного исследования у Бодлера. Поэт рассматривает его как специфическую форму добра («Соответствия», «Игра», «Одержимый»).

Эта раздвоенность бодлеровского героя между добром и злом порождает чувство скуки, стремление вырваться в «неизвестное», жажду безграничного («Подъем», «Вампир», «Музыка», «Сплин»). Поэт для Бодлера — безродный и непонятный толпе «чужеземец», которого она мучает и ненавидит. В отличие от А. де Виньи («Моисей»), Бодлер принимает эту судьбу («Благословение», «Альбатрос»), поскольку она — знак избранности. Поэт своей интуицией предчувствует соответствие между материальным и духовным мирами («Соответствия», «Маяки»). Лишь выйдя за границы реальности и за границы своего «я», поэт освобождается от гнетущей скуки («Солнце», «Лебедь», «Старые женщины»).

Таким образом, Бодлер дополняет романтическую антитезу «поэт-толпа», создавая образ гения, который на определенное время сливается с толпой и пронимается ее настроениями и бедами. Вечное бодлеровское балансирование между верхом и низом приводит в его поэтике к взаимопроникновению высокого и низкого, к объединению несоединимого в пределах одного образа, к эстетизации безобразного («Падаль»). В бодлеровском образе начинается стирание грани между субъектом и объектом, между мысленным и реальным. В поэзии «Кот» возникает такой химерический и необыкновенный образ:

Где-то, будто бы в своем жилье, В моем мозгу ходит кот, Крепкий, замечательный кот, а ход Его мягкий, будто на фланели. (Пер. Д. Павлычко)

Этот образ приобрел двухплановость и многозначность. Здесь внешний план, представление о коте, который беззаботно прогуливается, намекает, указывает на его глубинный план: какие-то воспоминания, чувства, переживания, непередаваемые непосредственно. Важным открытием Бодлера было признание за поэтическим словом сугестивной функции. Нередко у Бодлера слова и объединения слов лишаются точного логического значения, рождая неожиданные ассоциации, неуверенные представления, неопределенные настроения. Бодлер вносит новые оттенки в трактование традиционной любовной темы.

Любовь для Бодлера, как и искусство, — одно из средств для преодоления скуки. Переживание любви окрашено остротой и тонкостью чувствительных ощущений («Экзотический аромат», «Танец змеи», «К прохожей») и вместе с тем напряженной духовностью, которая граничит с куртуазным обоготворением любимой («Искупление», «Моей Мадонне»). Любовь трагическая и почти всегда скрывает в себе грех и смерть. Смерть — последнее пристанище для тех, кто одержим безграничным, кто не желает смириться с посредственностью и вульгарностью земного бытия. Смерть — путь в неизвестное, переход в новое состояние, поиск новизны, которую всегда и во всем искал гений Бодлера. («Бездна»).

Ужас перед распадом объединяется у Бодлера с влекущей возможностью выйти за пределы, слиться с вечностью, которую дарит смерть. В своем переживании трагизма бытия, в направленности к Идеалу и остром ощущении разлада между идеалом и действительностью, в конкретности своего поэтического видения Бодлер продолжал романтические традиции французской поэзии. Тем не менее, романтический конфликт мечты и действительности приобретает у него глубокий внутренний характер, переживается как загадочное и мучительное раздвоение самой личности, для выражения которого нужны были новые художественные средства, новый поэтический язык. Бодлер — основоположник французских символистов и «духовный отец» европейского декаданса конца XIX ст.