Вершина художественного творчества Педро Антонио де Аларкона

Вершиной художественного творчества Педро Антонио де Аларкона и одним из признанных шедевров испанской литературы стала повесть «Треугольная шляпа» (El sombrero de tres picos, 1874). Сюжет «двойного адюльтера», своеобразно разработанный в повести Аларконом, имеет давнюю историю, начиная с «Декамерона» Боккаччо (8-я новелла VIII дня). В Испании эта история вдохновила безымянного автора романса XVIII в. «Мельник из Аркоса». В начале XIX в. отдельными листовками печатались и другие версии этого сюжета, в частности «Песня о коррехидоре и мельничихе», которая стала непосредственным источником повести «Треугольная шляпа».

Книга Аларкона, однако, отличается от народной побасенки не только масштабами, а следовательно, и новыми персонажами и иными мотивировками их поведения, но и трактовкой центральных персонажей. В народном предании мельничиха уступает любовным домогательствам коррехидора, а мельник отплачивает оскорбителю той же монетой в ночном свидании с его супругой. У Аларкона супружеская честь и мельника и коррехидора осталась незапятнанной. Объясняется это отнюдь не только стремлением следовать «требованиям приличия и скромности», как утверждает писатель в предисловии. Изменения в сюжете продиктовало ему художественное чутье, логика внутреннего развития характера персонажей, какими он их себе представил и изобразил. Гордая красавица Фраскита мало чем напоминает разбитную мельничиху из романса, и измена мужу для нее так же немыслима, как естественна для ее прототипа; да и дядюшка Лукас, готовый в ослеплении ревностью на безрассудство, но внутренне благородный, не способен добиваться осуществления задуманной им сгоряча мести коррехидору. Но дело не только в этом. Все события, о которых повествует писатель, важны для него прежде всего как импульс, с помощью которого приводятся в движение и раскрываются характеры персонажей. Ситуация «двойного адюльтера», возникшая однажды ночью, как бы высветила изнутри действующих лиц повести.

Сомнений нет, симпатии Аларкона на стороне дядюшки Лукаса и Фраскиты. Воплощая в них нравственное здоровье народа, величие и благородство духа, Аларкон ставит Лукаса и Фраскиту, при всей их жизненной достоверности, как бы вне времени. Ничто не изменилось бы в их характерах и поведении, перенеси Аларкон действие из 1805 г. в современность.

Это не значит, что писатель не озабочен задачей создания исторически верной картины прошлого. Напротив, Аларкон погружает действие своей повести в атмосферу быта маленького испанского городка начала прошлого века. Воссоздание этой атмосферы едва ли не более тревожит писателя, чем самый сюжет. Ведь, как писал он за несколько лет до того, «безжалостный революционный нивелир» уже начинает уничтожать своеобразие архитектурного облика испанских городов и обычаев, одежды, языка их обитателей, и в этих условиях долг художника — запечатлеть «сокровища памятников, предания, побасенки, песни, мелодии, диалекты, костюмы, верования и занятия, которые еще сохранились среди обломков в старинных королевствах нашей мечтательной отчизны и которые составляют самую суть, смысл существования и истории поколений, сменявших друг друга в течение столетий». Сентиментально-меланхолическое переживание прошлого, однако, в повести контрастно сочетается с гротескно-ироническим изображением характерных для «доброго старого времени» фигур представителей власти — коррехидора, альгвасила, алькальда.

В отличие от Фраскиты и дядюшки Лукаса коррехидор и его окружение — плоть от плоти своей эпохи и своего класса, их типическое воплощение. Дон Эухенио де Суньи-га-и-Понсе де Леон, вот уже четыре года исполняющий обязанности коррехидора городка, — не просто одряхлевший Дон Жуан, каких было много во все времена, но еще и прежде всего распутный испанский дворянин XVIII в., уверенный в том, что путь к сердцам приглянувшихся ему женщин открывает не внешность и не благородство души, а знатное имя и высокое положение. Это убеждение поддерживает в нем и его альгвасил Гардунья (gar-dufia — хорек). «Это черное пугало казалось тенью своего пестро разодетого хозяина», — пишет Аларкон. Но только казалось, ибо на самом деле именно ему, пережившему трех коррехидоров, как бы воплощающему их нечистую совесть и практическую сметку, принадлежит сомнительная честь изобретения хитроумной интриги, которая должна была увенчать победой похотливые помыслы его господина, а завершилась столь плачевным фиаско. Под стать этим представителям власти и алькальд соседней деревни Хуан Лопес, казнокрад, пьяница и распутник.

Один из способов гротескной деформации образов власть предержащих — превращение их в подобие манекенов и наделение «жизнью» предметов, с ними связанных. Поэтому не случайно повесть и названа «Треугольная шляпа». Треуголка коррехидора как бы становится равноправным персонажем романа. А с другой стороны, коррехидор сравнивается с огородным пугалом, а альгвасил «одновременно походил на ищейку, вынюхивающую преступников, на веревку, которою связывают этих преступников, и на сооружение для их казни».

Нанося удар по трем представителям власти, Аларкон, конечно, не мог не понимать, что этим он задевает и самою власть, весь старый порядок, царивший в стране в начале XIX в. Критическая оценка этого порядка, символизируемого треугольной шляпой, в повести Аларкона несомненна, как несомненна и консервативность его воззрений в этот период. Противоречие здесь мнимое. Он понимал, что прошлое уже не вернуть, есть в этом прошлом черты, которые и не следовало бы возрождать, даже если бы такая возможность существовала. Трезвый взгляд на прошлое лишает его исторического оптимизма, ибо пришедшие на смену людям старого режима «юнцы-конституционалисты» внушают ему еще меньше доверия, чем прежние правители. Поднявшись над своими политическими пристрастиями, он признает, что в милом его сердцу прошлом было немало такого, чему история вынесла приговор суровый, но справедливый. Отсюда и возникает в повести то особое отношение к старине, которое один из исследователей метко назвал «иронической нежностью».

Широко используется в повести прием контраста. По этому принципу построены характеристики супружеских пар: мельник — мельничиха, коррехидор — коррехидорша; этот же принцип положен в основу дуэтов Фраскиты и коррехидора, коррехидора и Гардуньи и т. д. Аларкон прибегает и к цветовым контрастам (красный плащ коррехидора и черный альгвасила) и даже к контрастам звуковым (рев ослиц в тишине андалузской ночи, звонкий голос мельничихи и шамканье коррехидора и т. д.).

Контрастна и композиция: статичное, плавное повествование первых глав сменяется полным динамики рассказом о ночном приключении коррехидора и дядюшки Лукаса. Эта контрастность красок в соединении с «иронической нежностью» и добродушным юмором в обрисовке народных персонажей, а также разговорной интонацией всего рассказа и создает своеобразную стилистическую атмосферу книги Аларкона. Жанровая картинка, вставленная в историческую рамку, обрела подлинную масштабность и перспективу, позволившие за анекдотической историей рассмотреть глубинные социальные процессы, происходившие в стране. В этом именно, а не только в жизненной достоверности описаний и обнаруживается реализм повести.