Внутренний мир человека в романах Ромена Ролана

Роллан, как и другие художники, искал форму для раскрытия внутреннего мира человека. Но Роллан стремился к тому, чтобы его герой был на уровне нового, революционного века, был не иждивенцем, какими стали герои Пруста, а созидателем, способным взять на себя бремя общественной ответственности. Таких героев видел Роллан и в Кристофе, и в Кола, и в Бетховене, и в Толстом. Своего героя Ромен Роллан найдет во В. И. Ленине, воссоздаст в образах Аннеты, Марка. Роллан сознавался, что чувствовал себя «загнанным в тупик войны». Еще острее, чем до войны, ощущал он тогда кризис буржуазного общества. «Несите Европе мир и свободу»,- обращался Роллан к. революционной России. В 1919 году он выступил против блокады и интервенции, назвав «гнусным преступлением» попытки задушить революцию.

В своей послевоенной публицистике Роллан не только клеймил буржуазное общество, он призывал противопоставить прошлому будущее, укрепить веру в могучие, неиссякаемые творческие силы человечества. «Человечество всесильно… Ничто не остановит твое движение вперед, человечество. В нем — закон твоего существования»,- писал Роллан в 1920 году. Но Роллан не считал народ решающей силой исторического движения. I (исателю казалось, что интеллигенты — это «носители разума», стоящие над классами и партиями, находящиеся вне конфликта эксплуататоров и эксплуатируемых.

В 1921-1922 годах между ним и Анри Барбюсом возникла открытая дискуссия. Роллан подчеркивал, что он стоит рядом с Барбюсом в общей для них борьбе против одного и того же врага — реакции, что все его книги стараются уменьшить страдания человечества, защитить ценности человеческого духа. Но Роллан убеждал, что для защиты этих вечных ценностей надо оставаться вне подразделения на классы, стоять выше их. Роллан выдвигал тогда в качестве наиболее действенного, по его мнению, средства борьбы против власть имущих неприятие, отказ от соучастия в преступной деятельности буржуазного государства. С этим было связано и обращение его к Ганди. Роллан.

Публицистике Ромена Роллана близки романтические повести «Пьер и Люс» (1918) и «Клерамбо. История одной свободной совести в годы войны» (1920), пьеса «Лилюли» (1919). Обобщенная зарисовка ужасов империалистической войны совмещается здесь с созданием романтических «оазисов». Таковы влюбленные Пьер и Люс, возвышающиеся над партиями, над политической борьбой как островок высоких чувств; таков Клерамбо-«человек со свободной совестью», одинокий хранитель разума, пытающийся создать надпартийное объединение свободных умов.

Наиболее значительное произведение Роллана тех лет — «Лилюли». В этой пьесе (в своей основе созданной еще накануне войны, одновременно с «Кола Брюньоном») сменяют друг друга гротескные, почти опереточные фигуры увешанного оружием Мира, развязной Свободы с кнутом, Равенства со стригущими всех под одну гребенку ножницами, людоеда Братства с вилкой в руках и молитвой на устах, Господа бога в виде болтливого торговца, распродающего божков, и т. п. В уродливых, противоестественных фигурах — воплощение парадоксальности, нелепости буржуазного общества, превратившего возвышенные идеалы в своих слуг. Но все в пьесе одурачены кровавой иллюзией, все летит в пропасть.

Близки антивоенным повестям первые книги «Очарованной души» и пьесы цикла «Театр революции», написанные в эти годы — «Игра любви и смерти» (1925), «Вербное воскресенье» (1926), «Леониды» (1927). В предисловиях к пьесам Роллан писал, что не стремится к достоверности, так как силы, которые он рисует, вечны и абсолютны. Роллан пытается увидеть гуманность и разумность не в выполнении конкретных общественно-прогрессивных задач, а вне их, даже вопреки им — в «чистой человечности». Эта попытка обнаружила свой утопизм в приложении к конкретному материалу такого исторического события, каким была французская революция XVIII века.

В «Вербном воскресенье», написанном как пролог к циклу «Театр революции» и изображающем события кануна революции XVIII века, возникает вражда между богатым графом и адвокатом Реньо. Этот человек страстно мечтает разбить старый мир, царство несправедливости и доказать, что он, бедняк, имеет права, отнятые у бедняков аристократами. В «Леонидах» — эпилоге цикла — действие происходит после роволюции, в 1797 году. Граф-эмигрант и Реньо (который стал в свое время членом Комитета общественного спасения, а теперь, в условиях реакции, сам оказался изгнанником) дружески подают друг другу руки. Роллан отбрасывает то реальное, социально-историческое основание их вражды, которое он наметил в «Вербном воскресенье». В «Леонидах» их классовая суть, их партийные интересы изображаются как нечто третьестепенное. Воссозданная Роменом Ролланом игра абстрактных человеческих чувств заслоняет истинный характер революции. Попытка объединения «братьев-волков» ведет к романтической утопии.

К концу 20-х годов Роллан все более втягивается в борьбу против угрозы новой бойни, против фашизма. На весь мир звучал его встревоженный, предупреждающий об опасности голос. Укрепляются его дружественные связи с СССР — последовательным борцом против империалистической реакции. Писатель приходит к мысли, что для уничтожения империалистических войн необходимо уничтожить их социальную первопричину — капиталистическую систему: «Через революцию — к миру». «Прощание с прошлым» — так называет он одну из самых сильных статей этого времени. Сознавая, что путь его типичен для демократической интеллигенции капиталистических стран, Роллан собирает свои статьи в сборники «Пятнадцать лет борьбы» (1935), «Через. революцию — к миру» (1935) и «Спутники» (1936), пишет для сборников специальные статьи с тем, чтобы обобщить свой путь, придать сборникам законченность («Пролог», «Панорама» и «Эпилог» в сборнике «Пятнадцать лет борьбы»; «Введение» и «Эпилог» в сборнике «Через революцию-к миру»; «Введение» в сборнике «Спутники»).

Роллан рассказал о том, как интеллигент обнаруживает, что «дорогой ему орех пуст», как он отбрасывает его и ищет зерно в новом мире — мире общественной борьбы, в которой он теперь участвует. Роллан резко осуждает презрение к политике, утверждая, что нужно прежде всего накормить голодных, дать свободу угнетенным. Независимость мысли, как он понимал ее в конце мировой войны,- это «растение, корни которого лишены земли». Свою позицию периода первой мировой войны Роллан называет теперь самообманом, следствием потери пути. Подлинный путь, пишет он, был указан Лениным.

Осуждая индивидуализм и аполитизм, зовя осознать ответственность перед обществом, Роллан порицает идеи «чистого искусства». Эстетство, «искусство для искусства», независимость искусства от политики — все это, писал Роллан, является созданием рабского состояния художника, «кокетничающего со своими цепями». Роллан призвал писателей приблизиться к народу, укрепить связь с массами (статья «О роли писателя в современном обществе», 1935): «Нужно, чтобы наше творчество погрузилось бы в гущу событий и вдохновлялось бы мощью душ, страстями, борьбой, порывами людей нашего времени». Ромен Роллан считает теперь необходимой чертой нового искусства связь мечты и социального действия.