Временные параметры поэтического мира Лермонтова

Лермонтову было дано небывалым образом расширить границы поэтического мышления. Временные параметры его поэтического мира составляют фундаментальную триаду: прошлое (не только годы, но и века, эпохи) — настоящее — будущее, пределом которого не является земная жизнь. Прошлое историческое время обозначено конкретными датами, именами, но оно только краткий эпизод в прожитых его лирическим героем веках и эпохах:

Редеют бледные туманы

Над бездной смерти роковой,

И вновь стоят передо мной

Веков протекших великаны.

1831-го января

Это поразительное чувство памяти прошлых эпох в особенности интересовало философов религиозного направления С. А. Андреевского, Д. С. Мережковского, Д. Л. Андреева. Д. С. Мережковский писал: «Чувство незапамятной давности, древности — «веков бесплодных ряд унылый», — воспоминание земного прошлого сливается у него с воспоминанием прошлой вечности, таинственные сумерки детства с еще более таинственным всполохом иного бытия, того, что было до рождения.

И я счет своих лет потерял

И крылья забвенья ловлю.

Как я сердце унесть бы им дал,

Как бы вечность им бросил мою!

Так же просто, как другие люди говорят:

«моя жизнь»,

Лермонтов говорит: «моя вечность»

М. Ю. Лермонтов точно характеризует вечность — это то, что «безначально, бесконечно»:

Смело верь тому, что вечно,

Безначально, бесконечно,

Что прошло и что настанет,

Обмануло иль обманет.

В энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона статья «Вечность» была написана B. C. Соловьевым: «Вечность — это слово употребляется в двух совершенно различных смыслах.

1. Оно означает свойство и состояние существа, безусловно не подлежащего времени, то есть не имеющего ни начала, ни продолжения, ни конца во времени, но содержащего за раз, в одном нераздельном акте, всю полноту своего бытия; такова вечность существа абсолютного.

2. Под вечностью разумеется также бесконечное продолжение или повторение данного бытия во времени; такова принимаемая во многих философских системах вечность мира, которая иногда, (например, у стоиков) представляется как простое повторение в бесчисленных циклах одного и того же космогонического и исторического содержания. В порядке развития человеческой мысли ни то, ни другое понятие вечности не может быть признано первоначальным.

Оба они последовательно выводились из наблюдения над долговечностью различных существ и предметов. Если эта долговечность неодинакова, если некоторые вещи продолжают существовать, когда другие исчезают, то мысль, хотя бы и младенческая, должна прийти к представлению предметов, которые продолжают существовать всегда; эта мысль подтверждалась тем фактом, что никто из смертных никогда не видал исчезновения таких предметов, как земля, небо, океан.

С другой стороны, недолговечность большинства прочих вещей, непременно исчезающих во времени, заставляла представлять это последнее как силу сокращающую и разрушающую, как какое-то чудовище, пожирающее всякую жизнь, соответственно чему большая долговечность некоторых предметов представлялась как их успешное сопротивление этой силе, а, следовательно, те предметы, долговечности которых не полагалось конца, должны были представляться как окончательно победившие силу времени, как недоступные и не подлежащие ее действию. Отсюда прямой переход к метафизическому понятию о вечности, как о признаках трансцендентного бытия, безусловно сверхвременного. Это понятие естественно выработалось позднее другого. Мы встречаем его впервые (помимо Откровения о Вечном Боге у евреев) в индийской теософии, именно в некоторых из Упанишад; разработанное в греческой философии (особенно у неоплатоников), оно сделалось любимой темой для размышления как восточных, так и западных мистиков и теософов».