Взгляд доктора Риэ на мир и человека

Чума (в разных ее проявлениях) есть для Камю данность, перед которой человек бессилен и тем не менее в борьбе с которой он оправдывает свое существование. Сам доктор Риэ говорит о борьбе с чумой как о «нескончаемом поражении», на которое обречен человек, тем не менее он продолжает борьбу. И вера священника Панлю в финале обогащается идеей «активного фатализма»: нет, Панлю не отрицает своей прежней идеи о чуме как об очищении, ниспосланном Богом, но теперь он убежден, что христианин обязан, принимая чуму как проявление высшего божественного разума, все равно продолжать с ней борьбу, ибо это и является целью ниспосланного Богом испытания.

И вот, читая вторую свою проповедь, Панлю провозглашает, «что первой мыслью и первым словом будет страшное слово «фатализм». Так вот, он не отступит перед этим словом; ежели ему дозволят добавить к слову «фатализм» эпитет «активный». Сущность «активного фатализма» состоит в следующем: «Не следует слушать тех моралистов, которые твердят, что надо-де пасть на колени и предоставить событиям идти своим чередом. Напротив, надо потихоньку пробираться в потемках, возможно даже вслепую, и пытаться делать добро. Но что касается всего прочего, надо оставаться на месте, положиться со смирением на господа даже в кончине малых детей и не искать для себя прибежища».

Немного времени спустя Панлю примет смерть христианского мученика.

Взгляд Камю на мир и на место человека в этом мире значительно оптимистичнее сартровского взгляда, ибо базируется на утверждении человеческого деяния, пусть даже и бесплодного, как протеста против не зависящей от человека абсурдной действительности. И этот взгляд на мир в значительно большей степени, чем сартровский, ориентирован на оправдание ответственности (может быть, эти слова звучат парадоксально, но, увы, идея абсурдности окружающего бытия самим фактом своего существования ставит вопрос именно об оправдании ответственности).

Да, мир не познать, да, последствий своих действий не предугадать, но «одной борьбы за вершину достаточно, чтобы заполнить сердце человека», но само по себе ответственное следование тем или иным (пусть достаточно субъективным) нравственным принципам уже несет в себе высшее оправдание жизни того, кто этим принципам следует. И не случайно в своих «шведских речах» по случаю получения Нобелевской премии Камю сконцентрировал внимание прежде всего на идее ответственности художника. Ответственности за все — за слово и даже за молчание: «Сегодня все изменилось, и даже молчание кажется подозрительным. Начиная с того момента, как оно также приняло значение выбора, в качестве такового заслуживающего либо кары, либо хвалы, художник, хочет он того или нет, берет на себя определенные обязательства».

Это ответственность, которую не снимают никакие внешние обстоятельства, в том числе абсурдность окружающего бытия: «Любой художник обязан сегодня плыть на галере современности. Он должен смириться с этим, даже если считает, что эта галера провоняла селедкой, что на ней многовато надсмотрщиков что, помимо всего, взят неверный курс». Это — данность, обрекающая на «нескончаемое поражение», но не снимающая ответственности.