«Я люблю…» анализ стихотворения Брюсова

История создания

Стихотворение, опубликованное в третьем по счету сборнике Валерия Брюсова «Me eum esse» под заголовком «Я люблю…», датируется июнем 1897 года. В это время двадцатитрехлетний скандально известный поэт-декадент — все еще студент и все еще проживает в доме своих родителей, в большой семье, где с недавнего времени появилась выпускница французской католической школы в Москве, чешка по национальности, Иоанна Матвеевна Рунт: она служит гувернанткой младших детей Александра, Лидии и Евгении, и ей двадцать один год. Валерий к тому времени уже пережил две бурные любовные драмы и в скромной гувернантке сумел распознать надежную подругу, с которой он затем счастливо прожил до конца своей жизни .

Литературное направление и жанр

Верность раз навсегда избранному символизму Брюсов сохраняет и в этом стихотворении, пожалуй, впервые прямо обращенном к самому важному человеку в его жизни и написанном в жанре классического любовного послания. В этом смысле прежде всего бросается в глаза эпиграф из Ф. И. Тютчева — любимца и «предтечи» русского символизма: «…между двойною бездной…». Эпиграф взят из стихотворения Ф. И. Тютчева «Лебедь»: в нем «лебедь чистый» показан между двойною бездной — Небом и Морем. Это, конечно, должен знать читатель стихотворения Брюсова.

Тогда он легко воспримет символизм образа лирического героя как этакого «очищенного» от прошлого лебедя, готового начать жизнь с чистого листа — и тоже между двумя символическими безднами: Небо остается «на своем месте», а место Моря занимает бездонная и еще неведомая бездна-стихия — Женщина.

Тема, основная мысль и композиция

Истинная любовь — вот тема этого стихотворения: любовь, которая не опускает человека до уровня инстинктивной, животной жизни, но, напротив, влечет его к небу. Это весьма ответственное поэтическое послание Валерия Брюсова не только возлюбленной, но и самому себе, и своим друзьям, а более врагам — той «антидекадентской» критике, которая именно в нем, Брюсове, усматривала едва ли не главного провозвестника «декадентских» устремлений его поколения. В данном стихотворении уже можно видеть начало того «страстного рационализма», который вообще среди всех русских поэтов отличает Брюсова, сочетавшего, казалось бы, несочетаемое — «романтическую» страсть со строгим «классицистическим» рационализмом поэтического мышления и художественного построения.

Так, вызывающе проста, предельно рациональна композиция стихотворения, выражающая его главную мысль и построенная на одном параллелизме, заявленном в первой строке и настойчиво повторенном в последней: любовь к единственной и главной женщине — любовь к небу.

Тропы и образы

Этот главный параллелизм раскрывается в столь же рационально построенной системе образов-символов, которые играют и переливаются, как «двойные» картинки: например, явные гиперболы тут же могут быть прочитаны и как «простое» поэтическое описание неба, «просто» отраженного в глазах любимой — в чем и состоит символизм данных образов. Точно так же дышать нам дано воздухом, «атмосферой», которая и есть небо, — но в символическом плане «жизнью я дышу, любя» — и только любя, так как истинное постижение всего символического наполнения «небесных» образов-символов дается лишь любовью. Прямая отсылка к Тютчеву дана не только в эпиграфе, но и в символическом образе лебедя, но и этот образ есть троп — сравнение с лебедем самого лирического героя, который, «как лебедь на волнах», гордо реет между «бездной» неба и «бездной» взора любимой.

Наконец, очень важен финальный образ-символ «заброшенности» : «Так, заброшены на землю…» Преодолеть заброшенность, вернуть утраченный рай и вернуться на свою метафизическую родину — на небо — человеку возможно опять-таки не иначе как при помощи любви: «…к небу всходим мы, любя…».

Размер и рифмовка

Брюсов — молодой, но уже известный адепт коротких строф — и в данном стихотворении щеголяет десятью двустишиями с заведомо небрежными, «избитыми» рифмами: «тебя — любя» , «глаз — нас», «поглощен — времен» и «волнах — мечтах».