Я не люблю, когда мне лезут в душу

Если попытаться определить место Высоцкого в истории нашей культуры одним словом, то самым точным, на мой взгляд, будет: олицетворенная совесть народа. Поэтому и любимец народа, поэтому и массовое паломничество к его могиле на Ваганьковском вот уже сколько лет, поэтому и нескончаемое море цветов у его памятника, поэтому и нарасхват любые напоминания о нем книги, буклеты, кассеты, пластинки. При жизни он не стал ни народным, ни заслуженным, ни лауреатом. Официальных наград и званий удостоен не был.

Но поистине народным стал. Его талант, его творчество и явились тем самым нерукотворным памятником. Вот как рассказывает о Высоцком писатель драматург Игорь Васильевич Бестужев Лада.

Я впервые услышал голос Высоцкого, естественно записанный на магнитофон, из чужого окна, насколько помню, в конце 60х. Услышал удивился. Сначало голосу: да разве с таким голосом можно петь?

А потом тому, что он пел. Странному, завораживающему сплаву мелодий и рифм: ярких, необычных, дотоле неслыханных. Неожиданные насмешки там, где вроде бы положено ужаснуться.

Наконец страшно сказать! дерзости довольно ясного намека на дубовость нашей официальной «черно белой» пропаганды тех лет. «Из заморского из лесу, где и вовсе сущий ад, где такие злые Бесы чуть друг друга не едят. Что б творить им совместное зло потом, поделиться приехали опытом. Страшно, аж жуть!» За такой намек автору непоздоровилось бы от ревнителей старорежимных порядков!

В те годы, когда публично костерили «вышедших за рамки» поэтов и художников, подобные строки вновь начинали становиться «чреваты последствиями», и требовалось известное гражданское мужество, что б произвести такое в открытую. Чуть позднее, опять так и, я научился отличать эти песни от других. И не уставал поражаться: вот бы никогда не подумал, что можно тянуть согласные «ллл» или «ррр» совершенно так же, как гласные «ооо» или «ааа». А ведь от этого неожиданным образом меняется вся поэтика и, если можно так сказать, мелодика песни так, что она западает в душу раз и навсегда. Я даже не заметил, как эти песни вошли в мою жизнь и находят отзывы в душе, к ним хочется обращаться вновь и вновь.

Поистине они оказались теми песнями, которые строить и жить помогают, в трудные минуты давая утешение и вызывая катарсис. И всегда такое впечатление словно плечо друга. Наверное, это и есть подлинное искусство.

Высоцкий громко заговорил о том, о чем мы боялись даже задуматьсяю. Произносит вслух наши потаенные мысли!

Оказывается, у нас одинаковое видение о жизни. И так как его с восторгом слушает, понимает и принимает для себя подавляющее большинство людей, значит, наши и его мысли никокаято заумь, далекая от жизни, ненарочитый негативизм, а частица подлинного общественного мнения. .

Голос Высоцкого призывал остановиться, задуматься, измениться. Он обличал пороки нашего деморализованного общества без нравоучений, без покровительственных ноток. Ему чужда была проза.

Смыслом являлась борьба за возвращение обсалютного: чести, совести, достоинства. Он умел болеть общим горем, умел нащупать и указать болевые точки общества. А это, куда важнее, чем даже многие художественные открытия! Высоцкий типичный «шестидесятник».

Таким странным словом мы именуем людей, в мировоззрении которых под впечатлением разоблачений беззакония, преступлений периода культа личности произошел переворот, определивший их видение жизни на десятилетия вперед, вплоть до нынешних времен. Их мировоззрение с особой яркостью проявилось в 60е годы отсюда и название. Таким же типичным «шестидесятниками» были так же Евтушенко, Вознесенский, Ахмадулина. Они сразу заявили о себе.

Сразу стали заметны. О Высоцком можно говорить бесконечно. Он на столько интересен, что полная книга о нем насчитывала бы не одну тысячу страниц, но я бы хотел закончить словами Бестужева Лады :»Высоцкий с нами, живет в нас все эти годы, он никого из нас не покидал.

Известно, что о Высоцком при жизни ходило множество слухов. Люди, не знавшие точно, кто он такой, гадали: фронтовик? бывший лагерник? спортсмен? Он не был ни тем, ни другим, ни третьим, как не был и альпинистом, и шофером, и простым рабочим парнем.

Но когда говорил от лица того или иного персонажа, получалось так убедительно, что слушатели — верили.

Как ему это удавалось? Сказать, что он знал жизнь, не значит ответить на вопрос. В мире немало людей с куда большим жизненным опытом, чем у него, родившегося и выросшего в Москве, работавшего в столичном театре.

Но он обладал редким даром сочувствия. Когда говорил от чьегото лица , перевоплощался полностью, не оставляя зазора между собой и своим героем. Он находил в каждом нечто созвучное себе. Он сам был упрям и решителен, как те, о ком пел:

Отставить разговоры!

Вперед и вверх, а там…

Ведь это наши горы,

Они помогут нам…

Он любил своих друзей и остро переживал потери — совсем как герой его песни «Он не вернулся из боя».

Он любил жизнь и верил в ее победу над любой бедой, как и те солдаты, которые, видя выжженную Землю, бились за ее возрождение:

Кто сказал, что Земля не поет,

Что она замолчала навеки?!

Нет! Звенит она, стоны глуша,

Изо всех своих ран, из отдушин,

Ведь Земля — это наша душа,

Сапогами не вытоптать душу.

Он знал состояние высшего духовного взлета, пережил минуты счастья в творчестве и в любви, и герои его песен делили с ним эту радость:

Весь мир на ладони — ты счастлив и нем

И только немного завидуешь тем —

Другим, у которых вершины еще впереди.

Но не только реальные люди были ему созвучны, но и литературные и фольклорные персонажи: отказавшийся от дележа и невзлюбивший свой век Гамлет, очарованная сказкой Алиса и даже бесшабашный СоловейРазбойник.

Были у него, конечно, и песни, на героев которых он не был похож. Он писал свой портрет «от противного», в красках изображая тех, кто был ему глубоко неприятен.

У них денег — куры не клюют,

А у нас на водку не хватает, —

Пел он голосом завистника. Этот голос был ему хорошо знаком, ведь и вокруг него, талантливого и знаменитого» шептались завистники. Высоцкий не боялся, что его «перепутают» с отрицательным персонажем.

Просто знал себе цену.

В некоторых песнях он представал без маски и тогда был пугающе, беззащитно искренен:

Я не люблю уверенности сытой,

Уж лучше пусть откажут тормоза,

Досадно мне, коль слово «честь» забыто

И коль в чести наветы за глаза.

А в общемто он каждой строчкой стихов, каждой нотой песен рассказывал о себе — то весело, то очень серьезно, не боясь ни иронии, ни патетики, страшась и не допуская только одного — фальши.