Ю. К. Щеглов. Романы Ильфа и Петрова

Юрий Константинович Щеглов принадлежал к поколению, для которого «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» стали ненадолго словарем разговорного языка. Тогда мало кто понимал, что язык этот не великорусский, да еще и с вкраплением чистой воды «одессизмов». Но в конце 50-х, после переиздания романов с предисловием К. Симонова, именно языком Ильфа-Петрова заговорила молодежь в городах.

Ю. К. Щеглов. РОМАНЫ ИЛЬФА и ПЕТРОВА: Спутник читателя. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2009. 656 с.

Время нуждалось в новом сле нге. Ни жаргон шпаны, ни арго стиляг для такой роли отнюдь не годились — чересчур локальны, слишком конкретны. Тогда-то и оказались кстати романы, где позабылось значение многих слов и выражений, зато интонация, с которой они сказаны, завораживала и убеждала. Все эти моссельпромщицы, бронеподростки, частники с мотором и без мотора канули в небытие, остались причудливые слова, о смысле каковых можно было только догадываться. «Лишенец» звучало насмешливо и оскорбительно, что это значит — приходилось гадать по звуковой оболочке слова, напоминавшего «сиделец», этот иронический эквивалент «заключенного».

Кого-то чего-то лишили и, видимо, поделом — за неуклюжесть и нерасторопность.

Думаю, выпускника филфака МГУ, взявшегося за комментарии к этим романам еще в 60-е годы, прежде всего заинтересовали как раз утраченные смыслы, а потом смыслы притаенные, а потом мерцающие и так далее, и так далее. Всеобщее увлечение Ильфом-Петровым уже стихало, появлялись другие писатели, воспитанные, в том числе, и на сочинениях «южнорусской школы». Рождался иной жаргон, теперь это был язык героев «Звездного билета», «Хроники времен Виктора Подгурского».

И не случайно одна из последних работ Ю. К. Щеглова — комментарии к «Затоваренной бочкотаре», повести ныне классической и тоже нуждающейся в пояснениях через четыре с лишним десятилетия после ее публикации.

Работа эта, если судить по фрагментам, отличная, но, буде она издана в полном виде, вряд ли ей снискать популярность комментариев к «Двенадцати стульям» и «Золотому теленку». Ведь публика очарована не столько трудом Ю. К. Щеглова, сколько предметом, которому посвящен этот труд. Как некогда язык романов о Бендере стал заменой отсутствующего сленга, так монография Ю. К. Щеглова стала заменой отсутствующего реального комментария к этим романам.

Между тем ученый и не помышлял писать для широкого круга читателей, комментарий, созданный им, — филологический. И даже в предисловии к двухтомнику, вышедшему в издательстве «Панорама» в 1995 году, автор указывает: «По своему замыслу данная книга представляет собой сочинение двойного или тройного жанра, сочетающее путеводитель по советской культуре 20-х годов с каталогом литературных мотивов и штампов, а также с элементами теоретико-литературного анализа».

Именно по части раскрытых реалий труд этот уступает, например, примечаниям к роману «Двенадцать стульев», составленным Д. Фельдманом и М. Одесским. Но автор и не ставил перед собой такой задачи. Он занимался мотивами, штампами, типологическими сходствами.

Иными словами, его интересовал не чайник, стоящий на столе, предмет, что имеет и реальные формы, и родовые приметы, возможно, описанный романистами с натуры, а пятно от чайника, след предмета, его эмблема. Потому-то Ю. К. Щеглов, специалист, кроме прочего, и по античной литературе, автор книги о «Метаморфозах», неоднократно возвращается к сходству ситуаций, в которые попадает Бендер, его поступков и слов со словами и поступками Одиссея, хотя для понимания характера великого комбинатора многочисленные эти сходства и совпадения ровным счетом ничего не дают. В комментарии реальном они излишни, зато абсолютно уместны в комментарии интертекстуальном.

Уступкой было издание 1995 года, ибо что, если не абсурд, подобная адресация: «Комментарий обращен как к советскому читателю, так и к западным славистам и студентам, изучающим русскую литературу». Еще большей уступкой представляется нынешнее издание. Для читателя чего эта книга является «спутником», то есть путеводителем?

Относительно первого издания вопрос кощунствен. Томики в серых шершавых обложках, появившиеся в 1990-1991 годах и адресованные филологам, и по сию пору приятно держать в руках. Автор в качестве базовых брал тексты из гихловского собрания сочинений Ильфа-Петрова. Естественно, сами романы не воспроизводились.

Возьми с полки том из «оранжевого» пятитомника и следи по тексту. Во втором издании тексты предваряли собственно комментарий. Чудовищно сверстанные, набранные мельчайшим шрифтом, книги эти читать совсем несподручно.

Сейчас и это представляется благом. Малый альбомный формат, выбранный издательством Лимбаха для научной монографии, попросту неуместен. Впрочем, большинство современных книг не рассчитано на то, чтобы их читали, это книги для презентаций.

Суть не в том. Варианты текстов Ильфа-Петрова множатся, множатся. И все «самые полные», все в «авторской редакции».

Хуже, лучше — это совершенно другие книги.

И хотя они комментатором учтены, включены в круг использованных источников, сам предмет изучения расплывается, теряет свои очертания. Что это? — сатира, ярая антисоветчина, образцы советской литературы? Вопросы гипотетичны, ответы весьма сомнительны, даже аргументированные.

Был бы автор жив, он бы многое уточнил, многое истолковал из того, что требует толкования. Комментарий с каждым годом делался все обширнее, отнюдь не теряя научности и не становясь популярней. Теперь и он стал литературным памятником.