Замысел и создание повести Толстого «Детство»

Работал над «Детством» — как и над другими своими произведениями — Толстой в самом деле «упорно». Хотя во второй редакции повесть носит вполне завершенный характер, Толстой ею недоволен и многие еще месяцы занят ее переделкой и доработкой. Ответ от Некрасова приходит очень скоро. Он обрадовал Толстого «до глупости».

Вот что пишет Некрасов Толстому: «Я прочел Вашу рукопись. Она имеет в себе настолько интереса, что я ее напечатаю. Не зная продолжения, не могу сказать решительно, но мне кажется, что в авторе ее есть талант.

Во всяком случае, направление автора, простота и действительность содержания составляют неотъемлемые достоинства этого произведения…».

Вслед за первым, менее чем через месяц, пришло второе письмо Некрасова. Повесть уже прочитали другие ведущие сотрудники «Современника», я она им более чем понравилась. Еще раз перечитал повесть и сам Некрасов.

Теперь он считает возможным отбросить всякую осторожность: «…нашел, что эта повесть гораздо лучше, чем показалась мне с первого взгляда. Могу сказать положительно, что у автора есть талант…» .

Повесть Толстого была с восторгом и надеждой встречена многими и самыми авторитетными читателями. Тургенев писал Некрасову 28 октября ‘1852 г.: «Ты уже из 2-го моего письма можешь видеть, какое впечатление произвело на меня «Детство». Ты прав — это талант надежный. В одном упоминании женщины под названием Ратаноте, которая появляется в конце повести,- целая драма.

Пиши к нему — и поощряй его писать. Скажи ему, если это может его интересовать,- что я его приветствую, кланяюсь и рукоплещу ему». Позднее, когда была написана и вышла в свет вторая часть биографической трилогии Толстого — повесть «Отрочество», Тургенев, который любил быть и умел быть пророком в делах литературных, в письме к Аннепкову скажет, что скоро «одного только Толстого и будут знать в России».

В 1857 г. Герцен, упомянув в письме к Тургеневу о Толстом и назвав себя «искренним почитателем его таланта», скажет при этом: «Я читал его «Детство», не зная, кто писал,- и читал с восхищением…»? Среди тех, кто сразу по достоинству оценил оригинальный талант автора «Детства», был и Чернышевский, И не только оценил, но и объяснил характер писательского дарования Толстого, глубоко и точно определил особенности его художественной манеры. В статье «Детство и отрочество.

Сочинение графа Л. Н. Толстого» Чернышевский указал, на две наиболее существенных черты толстовского таланта: «…глубокое знание тайных движений психической жизни и непосредственная чистота чувства». О своеобразии психологизма Толстого Чернышевский писал: «Внимание графа Толстого более всего обращено на то, как одни чувства и мысли развиваются из других; ему интересно наблюдать, как чувство, непосредственно возникающее из данного положения или впечатления, подчиняясь влиянию воспоминаний и силе сочетаний, представляемых воображением, переходит в другое чувство, снова возвращается к прежней исходной точке и опять странствует, изменяясь по всей цепи воспоминаний.

Психологический анализ может принимать различные направления: одного поэта занимают всего более очертания характеров; другого — влияния общественных отношений и житейских столкновений на характеры; третьего — связь чувств с действиями; четвертого — анализ страстей; графа Толстого всего более — сам психический процесс, его формы, его законы, диалектика души, чтобы выразиться определительным термином».

Толстой первым в русской и мировой литературе сумел показать диалектику человеческой души во всей ее глубине. Из этого, однако, вовсе не следует, что у Толстого, с его особенной манерой психологизма, не было предшественников, что не существовало в литературе писателей, которые своим творчеством подготавливали бы своеобразный толстовский художественный путь. То, что новое в искусстве никогда не возникает на пустом месте,- это мысль не только банальная, но и, безусловно, справедливая. Толстому было за кем идти, за кем следовать. Здесь, само собой, сразу же напрашиваются не даже имена европейских писателей, которым свойствен был обостренный интерес к психологии человека , сколько Лермонтов.

Лермонтов для Толстого был прямым, непосредственным предшественником.

В предисловии к журналу Печорина Лермонтов писал: «История души человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа, особенно когда она — следствие наблюдений ума зрелого над самим собою и когда он без тщеславною желании возбудить участие или удивление». Эти лермонтовские слова могли бы сгать по праву эпиграфом к повести. «Детство», ко всей трилогии Толстого.

Толстой начал с того, что было открыто и провозглашено Лермонтовым и что он не успел в полной мере реализовать. Дерзкая и глубокая мысль Лермонтова о первостепенной важности изучения души человеческой — первостепенной даже в сравнении с историей народа — стала любимой и задушевной мыслью Толстого-художника. Толстой шел по пути, проложенном Лермонтовым, но пошел дальше, чем Лермонтов.

В своих ранних произведениях — и, разумеется, не только ранних — он раскрыл перед читателем не просто историю человеческой души, . но каждодневную жизнь человеческой души, обычную и необыкновенно сложную, ведомую нам и вместе с тем совсем незнакомую.

В повести «Детство» и в двух других тесно связанных с пей повестях, в «Отрочестве» и «Юности», читатель, благодаря Толстому, впервые видит мир человеческой души в его неодномерности: зыбкий и подвижный, в сложных внутренних переходах, в постоянном борении и противоречиях. Николенька Иртеньев, герой трилогии.