Сочинение по роману Патрика Зюскинда «Запахи». Искусство всегда ищет. Темы, образа, аллегории, символы, вообще форму представления того, чем проникается художник. Общие тенденции по обыкновению развиваются параллельно в нескольких видах искусств, которое зависит и от общего залога культуры, и от проблем, которые волнуют художников в широком значении этого слова. Первое предопределяет форму. Второе — темы. Развитие науки в XIX веке и вера в то, что всему можно найти рациональное объяснение послужил причиной расцвета реализма в крайней форме — натурализма. И мир усложнялся: разрушались культурные границы между странами, ломались обычные устройства, и искусство, стараясь художественно понять эти изменения и вместе с тем вдохновляясь невиданным масштабом процессов, начало искать объяснение временами в иррациональном, а формы воплощения идей тоже создавались новые. Так возник модернизм. Но и в глобализации была своя граница — настало время, когда человечество пришло в ужас от неограниченности собственных возможностей в области разрушения как физического, так и духовного. Разрушались границы между высоким и нищим, элитарным и массовым, игрой и реальностью — между всем. Хаос пришел у мысли художников. То, что вчера казалось благом, на глазах начало превращаться в страх. И художники, как люди душевно более чувствительные и впечатлительные, начали искать пути бегства от глобального в частные «локальные миры» постмодернизма, где вместо героической экспансии к большим идеалам, человек достал возможность пожить частной жизням.
Свобода модернизма — свобода от существующих обстоятельств и внешних ограничений. Свобода постмодернизма — попытка освободиться от диктата глобальных идеалов. Даже такого, как принцип «чистого искусства», или «искусства ради искусства». Разве имеет принципиальное значение, как конкретно называется глобальное «что-то»? Даже если отвлечься от течений (хотя архитектурных, хотя литературных), разные виды искусства имеют разные степени абстрактности. Из обычных, традиционных и признанных видов искусства считается музыка. Но Патрик Зюскинд в своем романе вывел на сцену вид искусства абстрактнейшее чем музыка: искусство создания запахов. Символическое искусство, избранное писателем именно для того, чтобы подчеркнуть главный принцип «чистого искусства», которое при этом будто тяготеет к реализму. Но — как? Герой его произведения, чтобы воссоздать наилучшее благоухание людей, убивает владельцев этих запахов. Он гений, но его гениальность ужасна, как следствия деятельности любого фанатика, который получил безграничную власть над другими. Да и именно это искусство даже «в норме» уже предусматривает преобразование живого — цветов — на мертвые искусственные запахи благоухания. Весьма детально изображает писатель этот непривлекательный технологический процесс, откровенно называя то, что делают с цветами, «убийством».
Жан Батист Греной, главный герой романа — воплощение сразу нескольких принципов, против которых выступает автор и все течение постмодернизма. Сколько раз были воспеты в литературе люди, что жилы «одной, но пламенной страстью», подвижники, которые были готовые и собственная жизни, и жизнь кого-нибудь принести в жертву определенной идее. Идеи прекрасного, например. Идеи, которые может ввести в других: люди, которые желали изодрать на куски убийц, вдруг буквально влюбляются в Греноя, встретившись с его шедевром — духами, которые воссоздавали запах убитых красавиц. Так, Греной создает чудо. И тем, кто не знает, какую цену было заплачено за создание его шедевра и настоящую цель этого человека — власть над другими, его «произведение искусства» может сдаться прекрасным. И или достойное искусство такой цены? И или часто задумываемся мы, к каким личным целям стремятся некоторые безоговорочные гении?
Искусство мысли — тоже искусство. Чтобы сделать атомную бомбу, возвратить течение, создать политическую идеологию и воплотить ее у жизнь вместе с концлагерями, тоже треба быть гением. Но любая идея — художественная, научная, политическая, что несет в себе необходимость насилия, весьма похожа на духи Греноя. Его шедевром можно захватываться, как любыми шедеврами такого типа. Можно обожествлять его вместе с автором-убийцей. Похожими шедеврами пестреет XX столетие. Таланты находят почитателей. Но разве легче от того жертвам отстраненной идеи? Да и сам химерический художник, оказывается, не достал ожидаемого удовлетворения от того, что создал: «То, чего он всегда страстно желал, а именно, чтобы его любили другие люди, в момент успеха стало ему невыносимым, так как сам он не любил их, он их ненавидел». И в конце концов его съедают в прямому (а на самом деле — символическому) значении, именно потому, что он своим гением вызвал такую любовь. Все его высокое искусство было сплошным заблуждением, иллюзией, как сам его образ в глазах одураченных людей — этот гений на самом деле не имел запаха, ни чего-то человеческого в своей природе. Не случайно П. Зюскинд неоднократно сравнивал его с, клещом, т. е. с паразитом. Ни себе, ни другим ничего реально хорошего не может принести подобное искусство — такая мысль возникает, если внимательно читать роман.
Конечно, роман «Запахи» имеет и другие темы, так как зачем писать книгу о том, что можно передать несколькими словами? Но эта тема: символическое развенчание художественных принципов экспансивного модернизма — есть ведущей. Может, следует задуматься над тем, чтобы не дать ввести себя в девясил новым гениям-ворам?