Завязка трагедии «Гамлет»

Шекспир верен жизненной правде, когда так изображает душевную реакцию Гамлета на происшедшее. Натуры, наделенные большой чувствительностью, глубоко воспринимают ужасные явления, непосредственно затрагивающие их. Гамлет именно такой человек — человек горячей крови, большого, способного к сильным чувствам сердца. Он отнюдь не тот холодный рационалист и аналитик, каким его себе иногда представляют. Его мысль возбуждается не отвлеченным наблюдением фактов, а глубоким переживанием их. Если мы с самого начала ощущаем, что Гамлет возвышается над окружающими, то это не есть возвышение человека над обстоятельствами жизни. Наоборот, одно из высших личных достоинств Гамлета заключается в полноте ощущения жизни, своей связи с ней, в сознании того, что все происходящее вокруг значительно и требует от человека определения своего отношения к вещам, событиям, людям. Вот почему неправ был И. С. Тургенев, считай Гамлета «эгоистом», человеком, сосредоточенным на своих мыслях и чувствах и пренебрегающим внешним миром. Наоборот, Гамлета отличает обостренная, напряженная и даже болезненная реакция па окружающее,

Гамлет пережил два потрясения — смерть отца и поспешный второй брак матери. Но его ждал еще третий удар. От Призрака он узнал, что смерть отца была делом рук Клавдия. Как говорит Призрак:

Убийство гнусно по себе; но это Гнуснее всех и всех бесчеловечней.

Брат убил брата! Если уже дошло до этого, то, значит, гниль разъела самые основы человечности. Зло, вражда, измена вкрались в отношения людей, наиболее близких друг другу по крови. Именно это больше всего поразило Гамлета в откровениях Призрака: ни одному человеку, даже самому родному и близкому, нельзя верить! Гнев Гамлета обращается и против матери, и против дяди:

О, пагубная женщина! Подлец, Улыбчивый подлец, подлец проклятый!

Пороки, разъедающие человеческие души, спрятаны глубоко. Люди научились прикрывать их. Клавдий не тот подлец, чья мерзость видна уже и в самом его внешнем облике, как, например, в Ричарде III, главном, лице ранней хроники Шекспира. Он — «улыбчивый подлец», прячущий под маской благодушия, государственной мудрости и склонностью к веселью величайшую бессердечность и жестокость. Гамлет делает для себя печальный вывод никому нельзя доверять:

…надо записать, Что можно жить с улыбкой и с улыбкой Быть подлецом; по крайней мере, в Дании.

Это определяет его отношение ко всем окружающим, за исключением Горацио. В каждом он будет видеть возможного врага или пособника своих противников.

Задачу мести за отца Гамлет принимает с несколько неожиданным для нас пылом. Ведь совсем недавно мы слышали от него жалобы на ужасы жизни и признание, что он хотел бы покончить самоубийством, лишь бы не видеть окружающей мерзости. Теперь он проникается негодованием, собирается с силами для предстоящей задачи:

О рать небес! Земля! И что еще Прибавить? Ад?- Тьфу, нет!- Стой, сердце, стой. И не дряхлейте, мышцы, но меня Несите твердо.- Помнить о тебе? Да, бедный дух, пока гнездится память В несчастном этом шаре. О тебе? Ах, я с таблицы памяти моей Все суетные записи сотру, Все книжные слова, все отпечатки, Что молодость и опыт сберегли; И в книге мозга моего пребудет Лишь твой завет, не смешанный ни с чем…

Призрак возложил на Гамлета задачу личной мести. Но Гамлет понимает ее иначе. Преступление Клавдия и измена матери в его глазах — лишь частные проявления общей порчи:

Век расшатался — и скверней всего, Что я рожден восстановить его!

Те, кто считает Гамлета слабым, видят в этом неспособность, а может быть, и нежелание героя вступить в борьбу. Не будем, однако, поддаваться предвзятой точке зрения на характер Гамлета. Вспомним, как он со всей силой страсти выразил возмущение злом, направленным на убийцу его отца. Не забудем и того, что Гамлет по натуре человек, не способный примириться со злом. Он проклинает век, в который родился, проклинает, что ему суждено жить в мире, где царит зло и где он, вместо того чтобы отдаться истинно человеческим интересам и стремлениям, должен все свои силы, ум и душу посвятить борьбе против мира зла. Будь время иным, человеку не пришлось бы ни видеть зла, ни марать себя соприкосновением и с ним. Совершим ли мы ошибку, предположив, что студент Виттенбергского университета помышлял о жизни, посвященной самым возвышенным интересам, о деятельности, отвечающей лучшему в природе человека? А теперь ему приходится войти в этот мир зла и посвятить свои духовные силы тому, чтобы хитрить, прикидываться не таким, какой он есть, изыскивать действенные средства для искоренения зла.

Таким предстает Гамлет в начале трагедии. Мы видим, что герой истинно благороден. Он уже завоевал нашу симпатию. Но можем ли мы сказать, что он способен легко и просто, не задумываясь, решать стоящую перед ним задачу и идти напролом? Нет — «Гамлет стремится сначала осмыслить происходящее вокруг.

Было бы ошибкой искать в нем (каким он предстает перед нами в первом акте) завершенности характера и ясности взгляда на жизнь. Гамлет еще далек от этого. Мы можем сказать о нем пока, что он обладает врожденным душевным благородством и судит обо всем с точки зрения истинной человечности. Он переживает глубочайший перелом. Белинский метко определил состояние, в каком находился Гамлет до смерти отца. То была «младенческая, бессознательная гармония»35, гармония, основанная на неведении жизни. Только столкнувшись с реальностью как она есть, человек оказывается перед возможностью познать жизнь. Для Гамлета познание действительности начинается с потрясений огромной силы. Уже самое приобщение к жизни для него является трагедией.

Не для всякого постижение реальности связано с такими потрясениями, какие выпали на долю героя Шекспира. Но именно столкнувшись с противоречиями действительности, люди избавляются от иллюзий и начинают понимать жизнь. Подобный процесс происходит,, в сознании многих. Шекспир избрал крайний случай/ Тем не менее положение, в каком оказался Гамлет, имеет широкое и, можно сказать, типичное значение. Не всегда сознавая это, каждый нормальный человек проникается сочувствием к Гамлету, потому что редко кто избегает ударов судьбы. Но даже тот, кто не испытал их, благодаря искусству Шекспира не может не понять всей значительности того, что произошло с героем.