«Золотые двадцатые» Веймарской республики

Они начались с кажущейся стабилизации Веймарской республики, возникшей на развалинах германской империи. Ее вторым президентом стал в 1925 году бывший кайзеровский генерал Пауль фон Гинденбург — фигура, символизировавшая собою как состояние Веймарской республики, так и ее дальнейшие перспективы, ибо во главе государства оказался один из лидеров германского милитаризма. Крупный капитал вышел из революционных боев послевоенного времени еще более окрепшим. Щедрые американские кредиты помогли немецким монополиям не только упрочить прежние, но и завоевать новые позиции в мировой экономике.

Усиливающаяся монополизация достигла и сферы культуры. Новые средства массовой коммуникации, требующие большого технического оснащения и соответственно значительных финансовых затрат, — радио, телевидение, иллюстрированные журналы — быстро попали под влияние частных или государственных монополий. Они обслуживали современную индустрию развлечения. Поразительные рекорды и достижения летчиков и авиаконструкторов, покорителей полюса, автогонщиков, профессиональных боксеров и чемпионов шестидневных берлинских велогонок стали сенсациями для тех миллионов зрителей, которые следили за ними по киножурналам «Вохеншау», собираясь в многочисленных кинотеатрах, появлявшихся словно грибы после дождя.

Казалось, начался «век американизации». Европу завоевывали американская технология, американские методы управления производством и сбытом. Слово «рационализация» стало пугать не только рабочих, но служащих и ремесленников. Однако некоторые из социальных завоеваний революции тру-88

Дящимся удавалось отстоять. Положение трудящихся заметно улучшилось по сравнению с нищетою военных и первых послевоенных лет. А внедрение фордовской конвейерной системы и многочисленные роскошные универмаги создавали впечатление того, что капитализм «рационализировался», вступил тем самым в бескризисную фазу, в которой революционные выступления стали бессмысленными. СДПГ превратилась в реформистскую партию, последовательно проводящую антисоветский курс.

Над этими годами до сих пор остался ореол «золотых двадцатых». После долгих лет нужды и бедствий искала свой выход потребность в развлечениях, накопившаяся у широких народных масс. Чтобы удовлетворить эту потребность, коммерциализированная индустрия развлечений — особенно в условиях крупного города — пользовалась множеством технических новинок.

Кино, грампластинки, радио содействовали интернационализации «рынка культуры», что определялось необходимостью быстрой смены продуктов «культурного ширпотреба» и диктовалось модой, покорявшей одновременно многие страны мира. Достаточно вспомнить эпидемии увлечений чарльстоном или фокстротом. Так в 20-е годы зародилась пестрая «массовая культура» — технизированное искусство с лихорадочной погоней за переменчивой модой, беззастенчиво обнаруживающее свою природу в качестве рыночного товара.

Деятели культуры, подобные Бертольту Брехту, видели в этом не только регрессивные, но и прогрессивные тенденции, «при условии, что прогресс понимается как непрекращающееся движение вперед, то есть при условии, что товарная фаза будет преодолена дальнейшим поступательным движением» 62. И действительно, коммерциализация искусства разрушила традиционное представление о «святилище муз». В «массовой культуре» 20-х годов наличествовали определенные продуктивные элементы, отражавшие динамику нового ритма жизни, новое восприятие мира, новую эстетику.

Действенность массового искусства, его интернационализм, техническая новизна произвели сильное впечатление на многих деятелей культуры: влияние гротескового немого кино, ревю, джаза, зонгов неизменно ощутимы в музыке и литературе 20-х годов. Гениальное произведение этого периода — «Трегрошовая опера» Бертольта Брехта и Курта Вейля.