К интерпретации стихотворения Льва Лосева «Батюшков»
Ты мне скажешь — на то и зима, в декабре только так и бывает. Но не так ли и сходят с ума, забывают, себя убивают.
На стекле заполярный пейзаж, балерин серебристые пачки. Ах, не так ли и Батюшков наш погружался в безумие спячки?
Бормотал, что, мол, что-то сгубил, признавался, что в чем-то виновен. А мороз, между прочим, дубил, промораживал стены из бревен.
Замерзало дыханье в груди. Толстый столб из трубы возносился. Декоратор Гонзаго, гляди, разошелся, старик, развозился.
С мутной каплей на красном носу лез на лесенки, снизу елозил, и такое устроил в лесу, что и публику всю поморозил.
Кисеей занесенная ель. Итальянские резкости хвои. И кружатся, кружатся досель в русских хлопьях Психеи и Хлои.
Стихотворение «Батюшков» состоит из двух частей, первая из них посвящена русскому стихотворцу Константину Батюшкову, вторая — знаменитому декоратору и сценографу итальянцу Пьетро ди Готтардо Гонзаго. Попытаемся понять, что общего у этих двух художников, столь разных по происхождению, судьбе, таланту и даже степени известности среди современников. Единственное, что, бесспорно, объединяет Батюшкова и Гонзаго — это культурно-историческая эпоха, представителями которой оба они были.
Годы короткой поэтической активности Батюшкова составляют малую часть длительного творческого периода, проведенного Пьетро Гонзаго в России на службе в различных частных и Императорских театрах Однако общность эпохи никак не объясняет нам очевидной для автора связи между Батюшковым и Гонзаго. В чем же состоят причины такого «странного сближенья»?
Героев лосевского текста объединяет прежде всего так называемый хронотоп стихотворения. Их судьбы накрепко связаны с одним местом — Россией и одним временем года — зимой. В описании жестокой русской зимы, сводящей с ума Батюшкова и разбивающей в прах честолюбивые надежды Гонзаго, Лосев намеренно отступает от исторической истины.
Ведь широко известен тот факт, что первые признаки клинического безумия проявились у Батюшкова во время его пребывания в Италии в составе русской миссии в 1819-1821 гг. В Россию поэт вернулся только весной 1822 года в состоянии сильнейшего душевного расстройства. Так что «в безумие спячки» Батюшков погружался вовсе не зимой и не в родовом северном имении Хантонове, как то следует из гиперболического описания Лосева: «На стекле заполярный пейзаж», «А мороз, между прочим, дубил, // промораживал стены из бревен».
Относительно декораций, которые Гонзаго якобы устраивал в морозном зимнем лесу, приходится признать, что и это плод поэтического вымысла Лосева. Действительно, одной из отличительных особенностей работы итальянского гения были декорации на открытом воздухе, которые устанавливались в парке Павловского дворца. Однако известно, что двор приезжал в Павловск весной и осенью, и современники отмечали, как искусно использовал итальянский декоратор колорит этих времен года. «Гениальный мастер создавал произведение искусства, пользуясь вместо кисти топором и заступом, а вместо красок — деревьями и кустами»