Анализ эпизода «Чичиков у Манилова»

В своей поэме «Мертвые души» Н. В. Гоголь гениально отобразил время и характеры, существующие в помещичье-крепостнической России 30-х годов XIX века, когда старый патриархальный уклад начал трещать по швам, давая место новым, капиталистическим отношениям.

В образе Чичикова Гоголь раскрыл характер человека нового типа — дельца-приобретателя, мошенника, готового на все ради сколачивания капитала. Он задумал великолепную аферу с «мертвыми душами» — умершими, но числившимися по ревизии живыми крестьянами, которых Чичиков как живых собирался продать и получить за них порядочную сумму. Для этого Чичиков и объезжает помещиков, образы которых писатель создает с искрометным чувством юмора, глубокой иронией.

Первым Чичиков навещает Манилова. Это внешне приятный человек, «но в эту приятность, казалось, чересчур было передано сахару», поэтому при более близком знакомстве он вызывает ощущение приторности, слащавой навязчивости. Очень многое о своем хозяине может рассказать господский Дом, который «стоял одиночкой на юру, то есть на возвышении, открытом всем ветрам, каким только вздумается подуть; покатость горы, на которой он стоял, была одета подстриженным дерном.

На ней были разбросаны по-английски две-три клумбы с кустами сиреней и желтых акаций… была видна беседка с плоским зеленым куполом, деревянными голубыми колоннами и надписью: «Храм уединенного размышления».

Мы узнаем, что основное занятие Манилова — думать и размышлять, однако мечты его бесплодны и бессмысленны. Мысли о постройке подземного хода или каменного моста над прудом для этого помещика кажутся гораздо более интересными, важными и возвышенными, чем приведение в Порядок собственного хозяйства, где все пущено на самотек. Не знает он также ни чем занимаются крестьяне, ни сколько их умерло.

Н. В. Гоголь всячески подчеркивает претензии Манилова на культуру и образованность, однако мы быстро убеждаемся совсем в обратном. Смешно и напыщенно звучат имена сыновей Манилова , вызывает ироническую улыбку «книжка, заложенная закладкой на четырнадцатой странице, которую он постоянно читал уже два года».

Речь Манилова такая же, как он сам, приторно-сладкая, витиеватая, вызывающая ощущение липкости.

Помещик настолько далек от окружающей его действительности, что даже не может вникнуть в суть дела, о котором говорит Чичиков. Странное предложение о продаже «мертвых душ» сперва озадачило его, но не сутью, а внешней необычностью. Чичиков же на лету сообразил, что именно смущает Манилова, тут же учел его наивность и любовь к пышным формулировкам и облек свое предложение в блестящую дипломатическую форму, добавив в конце: «Я привык ни в чем не отступать от гражданских законов, хотя за это и потерпел на службе, но уж извините: обязанность для меня дело священное, закон — я немею перед законом».

И красноречие Чичикова подействовало. С иронией говорит писатель о выражении лица Манилова, «какого, может быть, и не видано было на человеческом лице, разве только у какого-нибудь слишком умного министра, да и то в минуту самого головоломного дела».

Манилов становится еще более противным нам от сознания, что его легковерность и любовь к красивым фразам делают его игрушкой в руках мошенника и подлеца, а ведь речь здесь идет о человеческих душах! И он не только легкомысленно, не задумавшись, идет на сделку, но дальше готов восхищаться новым приятелем. Он собственноручно переписывает умерших крестьян и даже перевязывает список розовой ленточкой.

Это сочетание приторной любезности и отвратительной бесчеловечности кажется просто противоестественным.

В лице Манилова Гоголь обличает помещиков, которые по своей наивной легковерности не ведают, что творят, но эта бесхарактерность помогает им закрывать глаза на правду, поощряет зло, сеет вокруг не только бесхозяйственность и бестолковость, но и нищету, воровство, пьянство, бесчеловечность.