Анализ главы «Девятнадцать» в романе А. Фадеева «Разгром»

Роман А. Фадеева «Разгром» повествует об одном из эпизодов гражданской войны на Дальнем Востоке. Старательно избегая традиций, характерных для советской литературы 20-х годов ХХ века, которая изображала героические моменты этих кровопролитных сражений, Фадеев не побоялся показать, что и в рядах доблестной Красной Армии имели место ошибки, просчеты, предательство. «Девятнадцать» — финальная глава романа. Что означает это «девятнадцать»? Девятнадцать человек осталось от всего большого отряда Левинсона… Эта глава, во-первых, с новой стороны раскрывает образ командира партизанского отряда — Левинсона, которого все привыкли считать неуязвимым.

В первой и второй части перед нами предстает очень осторожный человек, прекрасный психолог, который обладает редким даром: он умеет влиять на людей, вести их за собой, подбирать ключик и к «кривому парню», не желавшему выполнять приказ командира, и к Морозке. Левинсон, хитрый, дальновидный и умный, сделал все для того, чтобы в отряде его воспринимали как неуязвимого, сильного человека, у которого нет никаких слабостей. Очень тщательно скрывает он, как тяжело ему порой приходится: трудно принимать решения; обременительна страшная ответственность за судьбы многих и многих людей. Этот человек, такой жестокий с «кривым парнем», с корейцем, с Фроловым, в последней главе романа сбрасывает свою суровую железную маску. Мы видим обыкновенного человека со всеми его слабостями, придавленного страшной бедой — потерей людей, ставших для него родными и близкими.

Фадеев пишет: «Потом он весь как-то опустился и съежился, и все вдруг заметили, что он очень слаб и постарел. Но он уже не стыдился и не скрывал своей слабости; он сидел потупившись, медленно мигая длинными мокрыми ресницами, и слезы катились по его бороде…». А подопечные Левинсона, простые, но чуткие люди, «стали смотреть в сторону, чтобы самим не расстроиться».

Не выдержав душевной боли, командир плачет. Но все-таки мужество и жизненная стойкость не покидают этого закаленного жизнью человека. Он знает: ему дадут новых людей, «которых он должен будет сделать вскоре такими же своими, близкими людьми, как были те восемнадцать, что молча ехали следом, — и перестал плакать, нужно было жить и исполнять свои обязанности».

Да, что поделать, жизнь продолжается. И борьба тоже. Кроме того, в этой главе дается последний штрих к портрету интеллигента Мечика, который пришел в отряд, стал бойцом Красной Армии не из политических убеждений, а из праздного любопытства, из ложной романтики буржуазного интеллигента.

Ему следовало бы примкнуть к Белой Армии. Разлад с романтическими иллюзиями, который мы наблюдаем уже с первых минут пребывания Мечика в отряде, здесь достигает своего апогея: этот герой трусливо бежит из отряда, спасая свою жизнь. Что и говорить — настоящие мужчины так не поступают, только трусы. Автор усложняет образ Мечика: он мог сбежать и откровенно радоваться своему спасению от людей, которых совершенно не уважал. Тогда бы он был обычным предателем, но Мечик мучается угрызениями совести: «Он крепко вцепился в волосы исступленными пальцами и с жалобным воем покатился по земле… «Что я наделал… о-о-о… что я наделал, — повторял он, перекатываясь на локтях и животе и с каждым мгновением все ясней, убийственней и жалобней представляя себе истинное значение своего бегства, первых трех выстрелов и всей последующей стрельбы. — Что я наделал, как мог я это сделать, — я, такой хороший и честный и никому не желавший зла, — о-о-о… как мог я это сделать!».

Но от этого самоосуждения не прибавляется уважения к Мечику. Как известно, писатель первоначально планировал изобразить самоубийство этого юноши. Если бы автор воплотил в романе свой замысел, то тогда бы он возвысил этот образ до великомученика.

Но логика развития и идейная трактовка требовали от Фадеева оставить его до конца малодушным человеком. А ведь из-за побега Мечика «погибли десятки доверившихся ему людей». Но вот что характерно: «мучился» он не столько из-за этого, «сколько потому, что несмываемо — грязное, отвратительное пятно этого поступка противоречило всему тому хорошему и чистому, что он находил в себе». Но и сцена раскаяния заканчивается вполне в духе этого героя: «Я не хочу больше переносить это», — подумал Мечик с неожиданной прямотой и трезвостью, и ему стало очень жалко самого себя. «Я не в состоянии больше вынести это, я не могу больше жить такой низкой, нечеловеческой, ужасной жизнью», — подумал он снова, чтобы еще сильней разжалобиться и в свете этих жалких мыслей схоронить собственную подлость».

И, конечно, в этой главе продемонстрирован героизм одного из самых любимых героев Фадеева — Ивана Морозова, бесшабашного Морозки, который часто совершает легкомысленные, опрометчивые поступки. Он пытается забыть о проблемах и трудностях своей нелегкой жизни в бессмысленной гульбе. Но этот грубый Морозка, дерущийся с парнями, ругающийся матерными словами, крадущий дыни с огорода, оказывается порядочнее гуманного, воспитанного, интеллигентного Мечика.

Рискуя жизнью, подставляя себя под пулю, Морозка предупреждает своих об опасности: «Но он так ярко чувствовал их в себе, этих уставших, ничего не подозревающих, доверившихся ему людей, что в нем не зародилось мысли о какой-либо иной возможности для себя, кроме возможности еще предупредить их об опасности…» Чувства товарищества, долга, ответственности наглядно проявились в подвиге Ивана Морозова, ценой собственной жизни предупредившего отряд о грозящей опасности. Глава «Девятнадцать» выполнена писателем в лирической тональности, полна щемящей грусти. В ней гибнут лучшие представители отряда — Бакланов и Морозка.

Здесь ощущается насмешливо-презрительное отношение автора к предателю Мечику, «Иуде», как он его называет. Но жизнь продолжается, а вместе с ней и борьба. Левинсон знает: ему дадут новых людей, и он, командир, сделает их «такими же своими, близкими людьми, какими были те, восемнадцать».

И борьба, которую он считает святой, борьба за дело, в которое он верит, продолжится.