Анализ поэмы Лермонтова «Измаил-Бей»
Как художественное целое, поэма «Измаил-Бей» отличается очень высокими красотами языка и образов, искусным построением фабулы. Помимо главного мотива — борьбы горцев за родину, это произведение заключает в себе целый ряд других мотивов, насыщающих его сложным и динамично развивающимся действием: любовь Измаила и Зары, вражда братьев, вражда Измаила и русского офицера. Наиболее удачны образы Измаила, Зары и Росламбека. Картины мирного быта чередуются с батальными сценами. Вершин поэтического мастерства достигает Лермонтов в описании кавказской природы; по своей красочности, верности местного колорита и разнообразию они могут быть отнесены к числу высших достижений его поэзии; достаточно отметить такие шедевры, как XX строфа I части («Погас, бледнея, день осенний») и I строфа III части («Шумит Аргуна мутною волной»). Эти картины отличаются глубокой правдивостью. Очень верно изображает он впечатление, которое производят на неопытного путешественника отдаленные горы, кажущиеся, благодаря прозрачности воздуха, находящимися близко от наблюдателя:
Пред ним с оттенкой голубою,
Полувоздушною стеною
Нагие тянутся хребты;
Неверны, странны, как мечты,
То разойдутся, то сольются…
Уж час прошел, и двух уж нет.
Они над путником смеются,
Они едва меняют цвет.
Бледнеет путник от досады,
Конь непривычный устает…
То же подмечали многие путешественники, побывавшие на Кавказе. Например, в «Дорожных записках по Кавказскому краю 1841 года» П. Егоров сообщает, что, когда он ехал в Пятигорск, то ему чудилось, что горы находятся так близко, как говорится, хоть рукой достать, не далее как саженях в 100-200, но, по словам казака, они отстоят далее чем за тридцать верст; какой оптический обман!
Tем же впечатлением делится П. Хицунов: «Не веришь глазам своим, сомневаешься, чтоб действительно то были горы; между тем очерки их делаются яснее и яснее, высота растет по обманчивым оптическим законам, и за 50 верст они кажутся отстоящими от вас не далее, как на 5 верст». Оба автора описывают те же горы, которые изображает и Лермонтов.
Отдав в этой поэме значительную дань романтизму (ср., например, стихи 294-308, 501-520, 626-633, 1790-1814 и др.), автор в то же время обнаруживает большое тяготение к реализму, к простоте; отметим, например, следующие места:
Две сакли белые, простые,
Таятся мирно за холмом,
Чернеют крыши земляные,
С краев ряды травы густой
Висят зеленой бахромой…
…Широкий окружает двор
Из кольев и ветвей забор,
Уже нагнутый, обветшалый.
…Между кизиловых дерев
Аул рассыпан над рекою;
Стоит отдельно каждый кров,
В тени под дымной пеленою
Здесь в летний день, в полдневный жар,
Когда с камней восходит пар,
Толпа детей в траве играет,
Черкес усталый отдыхает;
Меж тем сидит его жена
С работой в сакле одиноко,
И песню грустную она
Поет о родине далекой…
Там, где кустарником покрыты,
Встают красивые граниты
Каким-то пасмурным венцом,
Есть поворот и путь, прорытый
Арбы скрипучим колесом.
Поэт вводит локальные выражения: «джяур» (стр. 196), «шайтан» (стр. 204), «чихирь» (стр. 205), «байран» (стр. 217), «уздень» (стр. 222), «джигит» (стр. 240). Речь его изобилует афоризмами; отметим, например, следующие:
Кто с гордою душою
Родился, тот не требует венца. (Стр. 194).
Не все судьба голубит нас,
Всему свой день, всему свой час. (Стр. 194).
Вольность, вольность для героя
Милей отчизны и покоя. (Стр. 196).
Так быстро скачет только тот,
За кем раскаяние мчится. (Стр. 201).
Бывают люди: чувства — им страданья;
Причуда злой судьбы — их бытие. (Стр. 224).
Пусть лик одежда изменяет:
Не взор — душа врага узнает. (Стр. 230).
Чем реже нас балует счастье,
Тем слаще предаваться нам
Предположеньям и мечтам. (Стр. 250).
Поэма в большей своей части написана четырехстопным ямбом, но автор во многих местах вводит пятистопный ямб; другим размером написаны вводные песни «Черкесская песня» (хорей) и «Песня Селима» (амфибрахий). Молодой поэт прекрасно владеет стихом, отличающимся гибкостью и музыкальностью. К печати она, однако, не была предназначена взыскательным автором и появилась в свет два года спустя после его смерти в «Отечественных записках» со следующим кратким пояснением от редакции:
«Все это произведение может служить фактом поэзии духа и характера Лермонтова. Тут читатели встретят в герое поэмы тот же колоссальный, типический образ, который с ранних лет был избранным, любимым идеалом и является потом во всех произведениях поэта, в котором Россия безвременно утратила, может быть, своего Байрона… Каждая строка, каждое слово такого поэта должно быть сохранено, как общее достояние современного общества и потомства, — и мы уверены, что, помещая «Измаил-Бея» в нашем журнале, делаем истинный подарок образованной части русской публики, хотя, по причинам, от нас не зависящим, мы и не могли напечатать вполне всю поэму».41
В последних словах редакция подразумевает цензурные сокращения; в поэме было опущено много отдельных мест и целые строфы (например, в I ч. — строфы 14, 15, 16, во II ч. — строфы 2 и 3, в III ч. — строфа 1); общее количество стихов, не пропущенных цензурою, более двухсот!
В поэме, несомненно, имеются отзвуки не только действительных событий, но и художественных произведений русских и иностранных авторов.
Указывают, например, влияние поэм Пушкина — «Кавказский пленник», «Цыганы», «Полтава». Сходство усматривается в фабульных положениях (романтический мотив в «Кавказском пленнике» Пушкина, ср. образы Измаила и Зары у Лермонтова).
Очень ценные высказывания об этой поэме находим в записях Л. Н. Толстого 1854 г.: «Я нашел начало Измаил-Бея весьма хорошим. Может быть, это показалось мне более потому, что я начинаю любить Кавказ хотя посмертной, но сильной любовью. Действительно, хорош этот край дикий, в котором так странно и поэтически соединяются две самые противоположные вещи: война и свобода».
Анализ поэмы Лермонтова «Измаил-Бей»