Анализ стихотворения Александра Блока «На смерть Комиссаржевской»

Феномен смерти… Человек испытывает сложные, противоречивые чувства, когда кто-то из значимых для него людей уходит из жизни. Умерший никогда не вернется, что больно и страшно, почти абсурдно для человеческого сознания, кроме того, другие остаются, и перед ними встает вопрос: «А что теперь?» Религиозное сознание, особенно христианское, принимает физическую смерть, но не исчезновение души, которая бессмертна.

Но даже для верующего человека уход близкого — несчастье, приносящее боль, побуждающее к размышлению и воспоминаниям.

Именно поэтому поэзию, затрагивающую все стороны человеческой жизни, не может не волновать эта проблема. Если говорить о русской литературе, то, например, у Державина в стихотворении «На смерть князя Мещерского» смерть — повод к размышлению об экзистенциальном, но гораздо чаще рождаются произведения, в которых на первом месте личность ушедшего, самоценная и дорогая для автора.

Эта тема привлекла меня своей глубокой философичностью, своим неукоснительным требованием правды. В ней раскрывается и душа пишущего, и личность умершего, читателю позволяется проникнуть в мир сокровенного — в отношения между людьми. Звучание этой темы трагично, но каждый однажды переживает утрату, и каждый думающий и мыслящий человек задается вопросами о жизни и ее смысле.

Читая такие произведения, важно знать, кому они посвящены. Вера Федоровна Комиссаржевская — драматическая актриса выдающегося дарования, пользовавшаяся громадным успехом в демократических кругах, особенно среди молодежи. По словам современников, ее игре были свойственны нервная порывистость, тревожный лиризм. В 1904 году Комиссаржевская создала свой театр современного репертуара, позднее символистской ориентации.

В нем молодой Мейерхольд ставил блоковский «Балаганчик». Она сыграла Ларису в «Бесприданнице» А. Н. Островского, Нору в «Кукольном доме» Г. Ибсена, Беатрису в «Сестре Беатрисе» М. Метерлинка.

Блок был связан с театром: он писал для него , в юности хотел быть актером. Вот что поэт писал об актрисе в предисловии к поэме «Возмездие»: «1910 год — это смерть Комиссаржевской, смерть Врубеля и смерть Толстого. С Комиссаржевской умерла лирическая нота на сцене, с Врубелем — громадный личный мир художника, безумное упорство, ненасытность исканий — вплоть до помешательства, с Толстым умерла человеческая нежность — мудрая человечность». Ставя Комиссаржевскую в один ряд с Толстым и Врубелем, Блок подчеркивает значимость личности актрисы, оставившей свой неизгладимый след в истории культуры.

А «лирическая нота» звучит в его стихотворении «На смерть Комиссаржевской» пронзительней других.

Обычно Блок либо оставляет свои произведения без названий, либо их заглавия носят подчеркнуто символический характер — «Соловьиный сад», «Возмездие», «Двенадцать». Тема рассматриваемого стихотворения такова, что название определено жанром — стихотворение на смерть.

Стихотворение по существу лишено вступления, начало его динамично. Первая строфа — приход героини, никем не разгаданной, в этот мир, «на крайний полюс, в мертвый край». Петербург — Северная Пальмира, но читателю с первых строк становится ясно, что Блок, назвав этот город «крайним полюсом», имел в виду не только его географическое положение. Антитеза «она» — «мир» поддержана оппозицией «май» — «холод» и готовит к пониманию личности Комиссаржевской как трагической, ведь исход противостояния ее всему миру с первых строк ощущается как предрешенный. Вторая и третья строфы соединены запятой, что подчеркивает их тесную связь .

Голос «пел и плакал о весне», как будто бы что-то изменял, касался незнакомой вышины, тверди. Песня и плач определяют не только существо лирической героини, но и личность истинного художника — человека с особым составом души. Эти строки созвучны с другими из блоковского «Балагана»: «Но надо плакать, петь идти, // Чтоб в рай моих заморских песен // Открылись торные пути» или с другими: «Как и жить, и плакать без тебя».

Песня, струны, струнный плач серафимов — музыкальные образы. Комиссаржевская, по словам поэта, «была верна музыке среди визгливых нот современной действительности». Блок знал, что «душа настоящего человека есть самый сложный и самый певучий музыкальный инструмент…» И о своей героине он говорит как о сохранившей верность музыке, как о воплощении вечной юности.

Она, наполненная жизнью и светом, стоит отдельно ото всех остальных, запертых в глухом склепе и не слышащих музыки.

Стихотворение «На смерть Комиссаржевской» — одно из ключевых в цикле «Арфы и скрипки». Образы-символы ветра, бури говорят о соприродности лирической героини стихии. А ангелы-серафимы?

Может быть, автор проводит параллель между своей героиней и ими? Может быть, ангелы плачут уже по ней? М. Цветаева в стихотворении «Думали — человек, и умереть заставили…», написанном на смерть Блока, говорит: «Плачьте о мертвом ангеле!» Может быть, поэт, зная о неизбежном исходе, скорбит о ней? Образ ангела есть и в стихотворении «Сусальный ангел», где он — воплощение хрупкой мечты, поэтому можно предположить, что серафимы — знак несбыточной мечты героини.

Ангелы плачут, «над миром расплескав крыла». Этот образ сложно ясно себе представить — автор предоставляет читателю возможность самому вообразить, а точнее, ощутить присутствие высшей реальности, с которой сопряжена душа лирической героини. Об этом пишет В. Жирмунский в своей работе «Поэзия Александра Блока»: «Мы называем символом в поэзии особый тип метафоры — предмет или действие внешнего мира, обозначающее явление мира духовного или душевного по принципу сходства».

Здесь читатель имеет дело с подобного рода метафорой.

Первые три строфы соединены анафорами: дважды повторенное «не верили» звучит страшным приговором. Мир спит, все глухи и слепы.

Четвертая, пятая и шестая строфы тоже объединяются общей подтемой — смертью лирической героини. Четвертое четверостишие начинается с «но»: несмотря на все усилия, холодное серебро полюса не таяло, мир не дрогнул. Она ушла, и в четвертой строфе это уже свершившийся факт, но ведь поэт пишет: «Вот только: крылья на заре».

Возможно, Блок хотел сказать, что надежда остается. Быть может, в мире что-то пробудилось? Склеп — образ глухой и усталой души .

Голосу предстоит пробиться сквозь мертвую тишину, равнодушие толпы.

Короткие предложения, состоящие только из одного глагола, создают особую атмосферу: они — толпа — «не верили», а она — «ушла». Жесткость стиля служит выражению убийственности очевидного.

В пятой строфе вопросы: «Что в ней рыдало? Что боролось? // Чего она ждала от нас?» Вновь звучит мотив плача, рыданий, борьбы. Это попытка понять, кем же была эта женщина, попытка объяснить ее, и третий стих в строфе дает ответ: «Не знаем.

Умер вешний голос, // Погасли звезды синих глаз». Не верили, не ждали, а теперь и не знаем: автору не нужно много слов, чтобы передать чувства, мысли, настроение. Блок сдержан.

Голос автор называет «вешним». Вешний — весенний, а образ — символ весны особенно значим в творчестве поэта:

О, весна без конца и без краю — Без конца и без краю мечта! Узнаю тебя, жизнь! Принимаю!

И приветствую звоном щита!

В вешнем голосе — жизнь, бескрайняя, несбыточная мечта. Глаза лирической героини синие — цвет, знаковый у символистов. Метафора «звезды глаз» у Блока звучит в этом стихотворении совершенно по-особенному. «Все звезды рассказывают», — читаем в одной из строк стихотворения «Ночь. Город угомонился…».

Звезды высоко, на небе, а на земле они погасли. «Небо — земля» — еще одна знаковая оппозиция у поэта-символиста.

Пятое и шестое четверостишия передают смятение, волнение, здесь звучат вопросы, на которые нет ответов. Шестая строфа относится к миру, из которого лирическая героиня уже ушла, и ничего нельзя с этим сделать. Поэт говорит: «И где нам ведать торжества?» Почему именно «ведать», а не «знать»?

Фольклорные образы и связанный с ними глагол «ведать» , подчеркивают значение лирической героини, включая ее судьбу в историко-культурный контекст. Кроме того, это еще и песенные образы-символы горя, несчастий и плача. Блок использует библейские и фольклорные символы, которые понятны каждому человеку европейской культуры любого времени.

Многоточия в конце первой и последней строк могут означать недосказанность, невыразимость чувства.

Седьмая строфа звучит подобно музыке реквиема. «Так спи, измученная славой, // Любовью, жизнью, клеветой…» — пишет Блок. Смерть — покой для вечно ищущей чего-то, зовущей к высокому души, наверное, единственный выход для героини, судьба которой была предопределена, хотя смерть и была нелепой случайностью . «Любовью, жизнью иль колесами // Она раздавлена. Все больно», — говорит поэт в стихотворении «На железной дороге», и эта строка созвучна седьмому четверостишию .

В восьмой строфе вновь звучат три вопроса: «А мы — что мы на этой тризне? // Что можем знать, чему помочь?» В стихотворении автор говорит от лица некого «мы», не только от себя, но и ото всех остальных, осознавая свою ответственность и долг поэта. Все, что теперь есть у остальных, — это «погребальный факел — в ночь». Лирическая героиня, сжигая себя, освещает путь людям, ведь личности, подобные ей, — маяки. Особенно горьким кажется утверждение, что «смерть понятней жизни».

Значение героини осознается лишь после ее ухода, а жизнь ее, плач о весне навсегда останутся загадкой.

Последнее четверостишие — финал, к нему вело все остальное. «Пускай хоть в небе — Вера с нами. // Смотри сквозь тучи: там она «, — пишет Блок и заканчивает свое стихотворение утверждением, которое поддержано рифмой «она»-«весна». Здесь уже нет деления Мы — она: лирическая героиня — источник света, но отраженный свет есть и в остальных. Можно заметить, что к концу стихотворения ее образ вытесняет мрачные образы склепа, полюса, мертвого края.

Вера здесь не только надежда, но и имя героини, значит, и вера, и Вера Комиссаржевская «с нами».

В стихотворении девять строф, и это не может быть случайным: это стихотворение-размышление, и, благодаря такому делению, подчеркивается ход мыслей автора, а число девять связано с тройкой — любимой цифрой поэта. Читатель может заметить, что и композиции рассматриваемого стихотворения присуща блоковская тройственность: его можно разделить на три части, объединенных общей темой. Первая, вторая, третья строфы — Ее явление в мир, четвертая, пятая, шестая — Ее гибель, седьмая, восьмая и девятая строфы — смерть лирической героини, но, хотя ее нет и по ней плачут , она остается в сердцах людей, ведь подлинные поэты, художники, актеры не уходят бесследно.

В стихотворении перекрестная рифма, кроме седьмого четверостишия, где она смежная, что сразу заставляет читателя обратить на него внимание. Опоясывающая, например, рифма делала бы каждую строфу логически и интонационно завершенной.

Блок говорил, что все стихотворное полотно держится на нескольких словах-остриях. Ключевые слова в стихотворении «На смерть Комиссаржевской» можно отнести к двум смысловым рядам. Во-первых, «полуночная пора», «полюс», «мертвый край», «снег», «склеп», «хладное серебро», «камень бел — горючий», «плакун-трава», «тризна», «смерть», «погребальный факел», а во-вторых, «весна», «струны», «вышина», «серафимы», которые плачут, «над миром расплескав крыла», «крылья на заре», «мечта», «вера», «знамя», «обетованная весна». Постепенно лирическая героиня, стоящая вне остального мира, входит в него. Если обратить внимание на слова, которые образуют рифму, то можно заметить, что в начале стихотворения они часто противоположны, относятся к разным смысловым рядам, к концу противоречий становится больше, но в последних строфах все разрешается. «Юный» — «струны», «разорвала» — «крыла», «зимы» — «серафимы», «склепе» — «великолепий», «серебре» — «заре» , «клеветой» — «мечтой», «тризне» — «жизни» , «ночь» — «помочь», а в конце «она» — «весна».

В стихотворении «Усталость» поэт пишет: «Друзья, близка ночная твердь! // И даже рифмы нет короче, // Глухой, крылатой рифмы: смерть», что еще раз доказывает неслучайность блоковских рифм.

Музыка блоковского стиха удивительна, и «На смерть Комиссаржевской» не исключение. Семантический ореол ямба ориентирует на традицию русской лирики XIX века. Здесь он скорбный, подчеркивает жесткость и строгость стиля. Звучание стиха у Блока не самоцель.

У него, как писал Пастернак, «музыка слов состоит не в звучании, а в соответствии между звучанием и значением».

В стихотворении «На смерть Комиссаржевской» звучат многие блоковские темы: жизнь и смерть, подлинные и мнимые ценности, Художник и его место и значение в мире. Поэт-символист приносит в мир свою мечту, свой идеал, хочет совместить два различных мира: реальный, в котором живут почти все остальные, и тот, где звучит иная музыка. В письме к жене Сологуба Блок писал, что, когда одинаково сильно любишь и жизнь, и искусство, то такая любовь трагична.

Для Блока искусство — проявление высшей жизни. Читатель не может не почувствовать, что стихотворение «На смерть Комиссаржевской» имеет для поэта какое-то особенное значение. Блок в своей статье о В. Ф. Комиссаржевской писал: «Да это и не смерть, не обыкновенная смерть, конечно, это еще новый завет для нас, — чтобы мы твердо стояли на страже, новое напоминание, далекий голос синей Вечности о том, чтобы ждали нового, чудесного, несбыточного те из нас, кого еще не смыла ослепительная и страшная волна горя и восторга».

Актриса была воплощением исканий, тревоги, взлетов и падений, безудержного порыва, необходимого миру, в котором равнодушие и безразличие толпы определяют очень многое, она была той, которую ждали, по словам поэта, в тишине символисты. Очень часто, пока человек жив, люди не могут понять его истинное значение для себя, а когда тот умирает, то уже ничего нельзя исправить. Несмотря на то, что в стихотворении «На смерть Комиссаржевской» звучат траурные и скорбные ноты, оно озарено светом и надеждой: героиня осталась верна своим цели, долгу, предназначению.