Анализ стихотворения Лермонтова «Думы»

В центре внимания Лермонтова (как и Пушкина) — судьбы передовой дворянской молодежи, ее настроения, мысли, чувства. Поколение Лермонтова отличалось большой культурой. Молодые люди ощущали в себе могучие силы. Но в суровое время выросло это поколение. Даже лучшие из него не знали, как применить свои дарования. Годы «молчаливых страданий с платком во рту» (Герцен) в конце концов сделали многих из них безразличными ко всему, равнодушными к общественной жизни, холодными, замкнутыми в себе натурами — «лишними людьми».

«В первых лирических произведениях Лермонтова… — пишет В. Г. Белинский,- виден избыток несокрушимой силы духа… но в них уже нет надежды, они поражают душу читателя безотрадностью, безверием в жизнь и чувства человеческие, при жажде жизни и избытке чувства. Нигде нет пушкинского разгула на пиру жизни; но везде вопросы, которые мрачат душу, леденят сердце. .. Да, очевидно, что Лермонтов — поэт совсем другой эпохи и что его поэзия — совсем новое звено в цепи исторического развития нашего общества».

Прочитайте стихотворение «Монолог» (1829).

Поверь, ничтожество есть благо в этом свете. К чему глубокие познанья, жажда славы, Талант и пылкая любовь свободы, Когда мы их употребить не можем? Мы, дети севера, как здешние растенья, Цветем недолго, быстро увядаем… Как солнце зимнее на сером небосклоне, Так пасмурна жизнь наша. Так недолго

Ее однообразное теченье. И душно кажется на родине, И сердцу тяжко, и душа тоскует Не зная ни любви, ни дружбы сладкой, Средь бурь пустых томится юность наша, И быстро злобы яд ее мрачит, И нам горька остылой жизни чаша; И уж ничто души не веселит.

В этих размышлениях поэт еще не осуждает поколение 30-х годов; он сурово обвиняет «душную» обстановку, «пасмурную жизнь» и глубоко сочувствует «детям севера», которым стала «горька остылой жизни чаша».

Восемь лет, отделяющие стихотворение «Монолог» и «Думу» (1838), существенно изменили позицию Лермонтова. Он, как и другие лучшие люди 30-40-х годов — Белинский, Герцен, Огарев, а позднее Некрасов, Салтыков-Щедрин, не слился с «лишними людьми», не «состарился без времени». Уже в 1832 году Лермонтов пишет знаменитый «Парус» с его заключительными строками:

А он, мятежный, просит бури, Как будто в бурях есть покой!

Главное содержание поэзии Лермонтова — человек, его тоска, одиночество и его признание, жизнеутверждающий порыв, жажда борьбы. Вот почему в стихотворении «Дума» (1838) поэт не сочувствует «лишним людям», а горько и гневно обвиняет их.

Первые четыре строки стихотворения выражают отношение поэта к поколению 30-х годов («Печально я гляжу…») и определяют настоящую и будущую судьбу этого поколения. Глубокая, серьезная мысль, тон раздумья передаются скупыми и точными средствами, в частности подбором существительных, обозначающих отвлеченные понятия: грядущее; (бремя) познанья, сомненья; бездействие. Главная причина «печальной» судьбы этих людей — отсутствие настоящего дела.

Бездеятельность порождает колебания, сомнения, нерешительность, а в конечном счете все это ведет к тому, что обширные знания превращаются в тяжелый и бесполезный груз. Строки звучат медленно и четко. Так текут тяжелые мысли человека, каждое слово которого взвешено, обдумано.

Одна из причин бездействия нынешнего поколения молодежи-«ошибки отцов» (поколения декабристов). Некоторые участники восстания 14 декабря, с которыми Лермонтов встречался на Кавказе, измученные ссылкой и солдатчиной, считали свое революционное выступление ошибкой. И довольно много молодых дворян — современников поэта от восстания декабристов унаследовали это «богатство» «позднего ума» — мысль о бесполезности попыток изменить жизнь путем борьбы. Горькая ирония автора несомненна (слова «богаты» и «ошибками» стоят первыми в строках, на них падает логическое ударение).

Но только ли это обрекло молодежь на бездействие? К добру и злу постыдно равнодушны, В начале поприща мы вянем без борьбы; Перед опасностью позорно малодушны И перед властию — презренные рабы.

Негодуя и страдая, поэт указывает на главную причину самого бездействия: «позорное малодушие», страх «презренных рабов» перед властью. Эти два полные гнева и протеста эпитета по достоинству оценивают «лишних людей» 30-х годов.

В последующем развернутом сравнении — та же мысль; вина молодого поколения в том, что оно не нашло сил преодолеть «позорное малодушие», а беда его — общественные условия России 30-х годов XIX века.

С нарастающей болью и гневом продолжается беспощадная характеристика дворянской молодежи. Знания не нашли применения и оказались «бесплодными»; подлинно человеческие качества («надежды лучшие и голос благородный», «остаток чувства») пропадают, как «зарытый и бесполезный клад»,- потому что нет высокой цели, некуда деть силы и способности, не нужны и даже опасны для самодержавной власти «лучшие надежды», «благородный голос».

С новой и новой силой поэт бичует душевную холодность и эгоизм тех, кто ничем не хочет жертвовать «ни злобе, ни любви». Страшно, если человек не может по-настоящему ни любить, ни ненавидеть. А те, о ком пишет Лермонтов, не способны взять даже самые обыкновенные, житейские радости «из чаши наслажденья» и поэтому не только морально, но и физически обречены на преждевременную старость.

Апатия, душевный холод, полный упадок нравственных сил рождают циническое отношение к своей собственной судьбе:

И к гробу мы спешим без счастья и без славы, Глядя насмешливо назад.

Последняя часть «Думы» — печально-суровый приговор поколению «лишних людей» 30-40-х годов:

Толпой угрюмою и скоро-позабытой Над миром мы пройдем без шума и следа, Не бросивши векам ни мысли плодовитой, Ни гением начатого труда. И прах наш, с строгостью судьи и гражданина, Потомок оскорбит презрительным стихом, Насмешкой горькою обманутого сына Над промотавшимся отцом.

Все стихотворение выдержано в тоне глубокого, серьезного, а порою горько-иронического раздумья (поэтому оно и названо «Дума»). Этот тон создается и преобладанием шестистопного ямба (лишь изредка он сменяется строчками из пяти стоп, а четверостишия завершаются четырехстопной ямбической строкой). Публицистический стиль стихотворения нашел отражение в использовании общественно-политической лексики: «начало поприща», «бремя познания», «бесплодная наука», «судьи и гражданина» и т. п.

О том, каково было общественное звучание стихотворения в конце 30-х годов, лучше всего свидетельствует оценка его В. Г. Белинским: «Эти стихи писаны кровью; они вышли из глубины оскорбленного духа: это вопль, это стон человека, для которого отсутствие внутренней жизни есть зло, в тысячу раз ужаснейшее физической смерти!! И кто же из людей нового поколения не найдет в нем разгадки собственного уныния, душевной апатии, пустоты внутренней и не откликнется на него своим воплем, своим стоном!»