«Без конца и без краю мечта!»

«Блока я считаю не только величайшим поэтом первой четверти двадцатого века, но и человеком-эпохой, т. е. самым характерным представителем своего времени…» — писала Анна Ахматова. Александр Блок был мечтательным человеком. Но мечта его всегда воплощалась в звонкие, немеркнущие строки. Как и жизнь, разнообразно изображенная всем поэтическим творчеством поэта: О, весна! без конца и без краю — Без конца и без краю мечта! ; Узнаю тебя, жизнь! Принимаю!

И приветствую звоном щита! Он сумел увидеть в России и тютчевскую тайну, и некрасовскую убогую деревенскую Русь, и летящую вдаль гоголевскую птицу-тройку. Но, пожалуй, ни у одного из писателей патриотическая тема так полно не сомкнулась с любовной, интимной лирикой, как у Блока. Нетрадиционным стал блоковский образ родины-невесты, жены, Прекрасной Дамы, Вечной Женственности.

Не как мать любит Блок Россию, а как возлюбленную. Но ее облик постоянно меняется. Прекрасная Дама оборачивается то Незнакомкой, то проституткой, являя собой новые и новые лики России.

Часто она олицетворяется музой: Зла, добра ли? — Ты вся — не отсюда. Мудрено про тебя говорят: Для иных ты — и Муза, и чудо. Для меня ты — мученье и ад.

Блок мысленно сопровождает своих героев, вместе с ними проделывая их нелегкий путь. Его рассказчик «влит» в повествование, его голос — такое же выражение эпохи, как и остальные равноправные голоса поэмы. Так, многоголосие «Двенадцати» — это воспроизведение многоголосия «переворотившейся» эпохи.

Контрастность и пестрота поэмы отражают социальную контрастность эпохи. Позиция автора проявляется не в отдельных репликах или призывах, а в построении общей «судьбы» двенадцати, в характере того пути, который проделывают они на страницах поэмы. Из хаоса рождается гармония.

Этот образ Христа — антитеза псу-волку, как символу зла и старого мира, образ, воплотивший в себе идеал добра и справедливости. Христос как бы приподнят над бытом и над событиями. Он — воплощение гармонии и простоты, о которой подсознательно тоскуют герои Блока. В финале поэмы все укрупнено, имеет откровенно условный характер. Это и слитный образ «двенадцати», и возникающие вновь образы буржуа и голодного пса, и венчающий поэму образ Христа.

Здесь нет имен, все реплики состоят из самых общих слов или риторических вопросов. Призрачность идущего во главе двенадцати апостолов Христа диссоциирует с державным шагом революции. В разные годы литературоведы трактовали смысл поэмы с диаметрально противоположных точек зрения — от приветствия новой революционной России, «идущей державным шагом», до полного отрицания революции как бунта кучки головорезов. Трудно сказать, принял ли Блок революцию, что бы ни писали об этом многочисленные критики с партбилетом у сердца.

Важно другое — он принимал жизнь, приветствовал ее звоном щита. Принимаю пустынные веси! И колодцы земных городов! Осветленный простор поднебесий И томления рабьих трудов!

И встречаю тебя у порога — С буйным ветром в змеиных кудрях, С неразгаданным именем бога На холодных и сжатых губах… Кстати, у Блока даже в щит воина, готовящегося к битве, вместо нерукотворного Спаса вписан образ «светлой жены»: И когда, наутро, тучей черной Двинулась орда, Был в щите Твой лик нерукотворный Светел навсегда. Но в лирике поэта его возлюбленная — жизнь — принимает и другие черты: Перед этой враждующей встречей Никогда я не брошу щита…

Никогда не откроешь ты плечи… Но над нами — хмельная мечта! И смотрю, и вражду измеряю, Ненавидя, кляня и любя: За мученья, за гибель — я знаю — Все равно: принимаю тебя!