Боевое крещение и подвиги сибирякаразведчика

Боевое крещение и подвиги сибирякаразведчика Историю прислал Андрей Резниченко, спецкорр. РИА «Новости» Мой дед, Семен Петрович Назаров прошел всю войну в армейской разведке. Дослужился до майора, был награжден Орденом Красной звезды и множеством медалей. Коренной сибиряк, он обладал веселым нравом, крепким здоровьем и дожил до самых преклонных лет. Сразу после завершения боевых действий в Манчжурии в конце апреля 1946 года, дед вернулся в родной город Ачинск, и через несколько лет его комиссовали по старому ранению.

По словам отца, дед о войне ему почти ничего не рассказывал. Может быть, уберегал от ужаса смерти единственного сына, а может быть и сам не хотел вспоминать.

Когда я уже стал подростком, а деду стукнуло почти восемьдесят, мы часто беседовали о боевых действиях во время Великой Отечественной Войны. Удивительно, но рассказы о службе в разведке у деда были не по военному несерьезные, какието ироничные и даже с юморком. Я храню много его историй. Некоторые из нихЭпиграф — записал по памяти, а десяток рассказов дед сам занес в тетрадь, которую передали мне после его смерти. Прокатиться с ветерком.

Боевое крещение Семен Назаров принял в июле 1941 года под городом Мурманском. Лето было жаркое в прямом и переносном смысле. Фашисты вели активное наступлениеЭпиграф — на один из ключевых портовых городов Советского Союза, и к утру 2 июля вышли к реке Западная Лица.

Армейскую разведывательную группу из четырех человек отправили в тыл гитлеровских горных егерей для взятия «языка». Через водную преграду разведчики переправились по темному времени суток. Половину ночи шли лесом, углубились километров на двадцать от линии фронта. Решили к жилым местам, где расквартировались фрицы, не подходить, а брать пленного на тракте. К утру, выбрав удобное место, затаились в засаде. «Тишина стояла, покой такой благостный, даже не верилось, что гдето идет страшная сеча.

Солнце подпаливало крепко, в тени деревьев было не спрятаться», вспоминает дед. «Лежим возле дороги, в кустах, замаскировались по всем правилам.

Видим, проезжает мотоциклист, едет медленно, постоянно вертит вокруг головой. А тот, кто сидит в люльке, сморенный жарой, склонил голову и дремлет. Понимаем, что это авангард какойто колонны, охранение», продолжает он. Надо сказать, что в самом начале войны с Советским Союзом фашисты, опьяненные легкими победами во Франции, Польше и Чехословакии, явно не боялись ударов Красной Армии в тылу. Партизанское движение еще не сформировалось, а те армейские подразделения КА, которые попали в окружение практически без боеприпасов, были слишком малочисленны. «Командир знаками показывает — пропускаем.

Ждем дальше. Слышу, едет колонна», вспоминает дед. «Действительно, через минуту изза поворота выезжает легковая машина, особенно запомнилось, что она была белого цвета, за ней два грузовика с солдатами и танкетка на гусеничном ходу.

Тут уж ничего не поделаешь, надо пропускать всех, слишком силы не равны. Вдруг танкетка издает скрежет, металлический звон и останавливается. Эпиграф — Оказывается, непорядок с траком, слетела гусеница. После недолгой беседы офицера из танкетки с тем, кто сидел в легковой машине, грузовики и легковушка двинулись дальше, а три фрица, вылезшие из броневика, под руководством офицера, затеяли ремонт». Помню, как дед удивлялся — «Ведь не боялись гитлеровцы никого.

Эпиграф — Как дома были». Гулкие удары кувалдой во время ремонта, разносившиеся на больше расстояние по округе, судя по всему, танкистов не беспокоили, личное оружие из машины они даже не вытащили. Только у офицера на бедре болталась портупея. Эпиграф — «Командир наш, лейтенант Микишин, оборачивается и жестами объясняет, что брать будем только после того, как фашисты гусеницу приведут в порядок. А сам хитро так улыбается, будто задумал чтото», рассказывает дед.

«Как только фрицы закончили стучать кувалдой да присели в тени танкетки с фляжками в руках, мы их и взяли. Выскочили, как черти из кустов.

Хендхе хох там и все такое для устрашения. Не стреляли, боялись привлечь внимание. Оставили в живых только офицера. И тут мне командир говорит — садись на место водителя, поедем по дороге на танкетке, зачем ноги топтать. Прокатимся немного с ветерком. Тут то и стало ясно, чего Микишин дожидался — когда фрицы ремонт сделают, а затем проехать за их счет.

Я в мирное время трактористом работал и поэтому командир посчитал, что с вражеским механизмом запросто справлюсь. Конечно, глупость была, ребячество, но приказ офицера, да тем более во время боевой операции не обсуждается.

Делать нечего, засунули связанного фрица в броневик, я сел за рычаги, управление оказалось простым, машина дернулась пару раз и мы медленно поехали.» По словам деда, добрались они до ближайшей развилки, сверились по карте, вытряхнули из гитлеровца сведения о том, где посты стоят, чтобы не наткнуться на них, и прокатились еще несколько километров. Затем загнали танкетку в лес, а поскольку взрывчатки не было, вылили из бака горючку внутрь машины да подожгли. Перебрались через реку без приключений. Пленный оказался хоть и офицер, но плавать не умел. «Тем более что со связанными руками и кляпом не оченьто и поплаваешь.

Пришлось его по очереди всем тянуть», вспоминает дед. А уже в части, когда отчитывались перед начальством, за «променад»Эпиграф — на вражеской машине получили разведчики нагоняй по полной программе. Эпиграф — «Лейтенанта Микишина хотели вообще из разведки турнуть и в окопыЭпиграф — засувать, да помог ему немецкий офицер», Эпиграф — говорил это дед с улыбкой. На мой немой вопрос он ответил: «Больно разговорчивым оказался фриц. Полезным».Эпиграф — В конце концов лейтенанта Микишина оставили в разведке, но уже неЭпиграф — командиром разведгруппы.