Человек и природа в произведениях Пришвина

Для Пришвина — художника гармонического склада — это было угрозой творческой гибели: исчезал предмет художественного исследования. У него отняли возможность печататься: «Я писатель побежденного бессловесного народа без права даже писать». На этом печальном фоне Пришвин обретает смысл жизни в любви к бытию, что и стало основой его личной философии: «Радоваться жизни, вынося все мучения». Единственное богатство творческой личности — ощущение внутренней свободы: «Я не нуждаюсь в богатстве, славе, власти, я готов принять крайнюю форму нищенства, лишь бы оставаться свободным, а свободу я понимаю как возможность быть в себе».

Из этого убеждения складывается и образ поведения сродни христианскому аскетизму: «Жить в себе и радоваться жизни, вынося все лишения, мало кто хочет, для этого нужно скинуть с себя все лишнее, мало кто хочет для этого перестрадать и, наконец, освободиться».

Для творчества Пришвина характерен «геооптимизм» , т. е. утверждение радости жизни вопреки страданию. «Я, может быть, больше других знаю и чувствую конец на кресте, но крест — моя тайна, моя ночь, для других я виден, как день, как цвет», — говорил писатель.

Желание встать под «голубое знамя» христианства определило политическую позицию писателя — «ни за белых, ни за красных».

В автобиографической повести-притче «Раб обезьяний» , полный вариант вышел в свет в 1990 г.) Пришвин представляет современную Россию как дикую «Скифию», в которой многовековой уклад жизни сметен революционным ураганом. Через всю повесть проходит мотив уничтожения и разрушения. На этом фоне разыгрывается драма борьбы человеческого духа и звериных инстинктов.

«Мирская чаша» развивает темы раннего творчества Пришвина. Вместе с тем это произведение, в котором сделана попытка охватить и осмыслить резкие перемены, происходившие в жизни, органично входит в литературный процесс первых послереволюционных лет. Пришвин показывает, как социальная катастрофа приводит к ожесточенной борьбе природного и рационального начала, к разрыву естественных связей человека и природы.

Пришвин старается воплотить целостный образ человека, собрать его по крупицам. Изображение человека в переломный момент жизни общества восходит у него к традиции «Медного всадника» А. С. Пушкина, впервые в русской литературе поставившего проблему спасения маленького человека от могучей стальной силы огромного государства.

Герой «Мирской чаши» Алпатов в определенной степени восходит к авторскому прототипу. Он старается осмыслить происходящее, с интересом присматривается к людям, творящим революционную историю.

Повесть имеет два плана — первый, бытовой, основанный на автобиографическом материале, и второй, опирающийся на взаимосвязь настоящего и будущего — возникновения новой жизни в новом обществе.

Опубликовать «Мирскую чашу» полностью не удалось. Две главы были напечатаны в газете «Новости».

В 1924 г. вышла автобиографическая повесть Пришвина «Куры-мушка» . Работу над произведением автор начал еще в середине 1910-х годов и впоследствии неоднократно возвращался к нему. В заглавии — детское прозвище писателя, оставшееся в памяти как синоним детства, счастья, гармонии и лада. «Кащеева цепь» — символ разъединения людей, и уже в детском сознании возникает стремление разбить эту цепь, объединить всех людей и сделать их счастливыми.

В послереволюционной России немногие писатели продолжали традиции лирической прозы: личностные оценки происходящих событий не были востребованы временем и обществом. Новая действительность требовала активной адаптации, но Пришвину, как и большинству интеллигентов старой формации, не хотелось утрачивать духовные принципы и идти на компромисс. В литературном процессе 1920-х годов он считался попутчиком.

У него сложилась репутация большого художника, не стремящегося освещать актуальные проблемы современности, а склонного к поэтизации прошлого.

Критика не учитывала живых очерков Пришвина, явившихся откликом на насущные проблемы тех лет: «Каляевка» — о доме беспризорных под Сергиевым Посадом, «Башмачники» — о кооперативах башмачников и др.

Писатель действительно все чаще обращается к теме природы. Это было не «бегством в природу», а скорее своеобразным видом борьбы с технократией, которой противопоставляется органическая цельность жизни, когда природа воспринимается как «зеркало человека». С середины 1920-х годов писатель начинает создавать свою «микрогеографию».

Она складывается из ежедневных наблюдений за жизнью природы и человека. В этих записях и наблюдениях зарождается новый жанр Пришвина — лирическая миниатюра. Его этюды способны передать настроения и веяния эпохи, местный колорит.

Началом можно считать книгу «Родники Берендея», которая вышла в свет в 1926 г. с подзаголовком «Из записок фенолога с биостанции «Ботик»».