«Человек-вексель»

Образ ростовщика Гобсека Оноре де Бальзак создает, используя сложнейшую гамму реалистических и романтических приемов. Поэтому повесть, с одной стороны, воспринимается читателем как физиологический очерк, с другой — в ней явно ощущается романтическая сгущенность красок. Это прежде всего касается образа ростовщика Гобсека, в котором, может быть, более чем в каком-либо другом из образов «Человеческой комедии», воплотилось синтетическое единство реалистического и романтического начал творческой манеры писателя.

Реалистическая четкость образа Гобсека достигается писателем за счет создания тщательно выписанного фона сложнейшей социальной эпохи, в контексте которой и разворачивается действие повести, а романтизм ярко и зримо проявляется в гиперболизации и даже фантастичности в обрисовке главного героя повествования. Удачно соединив эти два начала, Бальзак добивается особой рельефности в изображении образа ростовщика.

Историю Гобсека мы узнаем со слов честного и компетентного в коммерческих делах адвоката Дервиля. Ему, из-за рамочной композиции повести, писатель передоверяет рассказ о ростовщике, скончавшемся всего несколько дней тому назад. Используя этот художественный прием, Бальзак добивается подчеркнутой объективности повествования.

Дервиль подробно рассказывает о жизни ростовщика и о своем знакомстве с ним. Читатель даже может составить хронологично точную автобиографию главного героя повести.

Жан-Эстер ван Гобсек родился в 1740 г. в предместье Антверпена. Национальность: мать — еврейка, отец — голландец. В десять лет покинул отчий Дом и начал скитаться по свету в поисках счастья и богатства. Побывал в Ост-Индии и Америке. Профессия: определенной нет. В 1813 г., когда начинается действие повести, ему было 73 года.

Гобсек умер в Париже в 1829 г., 89 лет отроду. Этой датой и заканчивается действие повести.

Дервиль очень живо описывает образ жизни, манеры, способ ведения дел и саму внешность Гобсека. Портрет ростовщика и обстановка, которая его окружает, настолько контрастны с его богатством, что у читателя невольно возникает ощущение, будто все это неспроста, что за всем этим кроется какая-то тайна. В облике 73-летнего ростовщика было что-то очень конкретное и в то же время мелкое, ускользающее. Он был похож то на Вольтера, то на дипломата Талейрана, то на хищного хорька, то на устрицу или аккуратную старую деву.

Напомним, что таким он предстает перед читателями со слов Дервиля, который глубже чем кто-либо другой из героев повести проник в тайну Гобсека.

Манеры ростовщика, его жесты, походка, механичные и бездушные, вызывают ощущение, что перед вами не человек, а автомат, «золотой истукан», который бережет «жизненную энергию, подавляя в себе все человеческие чувства». Черты живописного лица Гобсека, неподвижные и бесстрастные, «казались отлитыми из бронзы», «острый кончик длинного носа… походил на буравчик». «Лицо этого человека можно назвать лунным ликом, ибо его желтоватая бледность напоминала цвет серебра, с которого слезла позолота. Волосы у… ростовщика были совершенно прямые, всегда аккуратно причесанные и с сильной проседью — пепельно-серые». «Человек-вексель» бегал по Парижу «на тонких, сухопарых, как у оленя, ногах», безжалостно взыскивая по векселям.

Под стать его облику, ускользающему от пристального взгляда, изменяющемуся в зависимости от конкретной ситуации, и обстановка, окружающая Гобсека. Он жил в убогой комнатушке мрачного сырого дома, некогда бывшего монастырской гостиницей. Центральное место в этом странном пристанище ростовщика занимал стол, покрытый облезлым сукном.

Коптящая лампа на старой облезлой подставке украшала это серое убогое жилище. И дом, и его жилец странным образом были похожи друг на друга — «совсем как скала и прилепившаяся к ней устрица».

Будничность его внешности и жилья резко контрастирует с несметными богатствами и какой-то сверхъестественной властью этого молчаливого и внешне незаметного старика над миром. Он тайно управляет банками, делами биржи, торговлей, кредитами, судьбами войны и мира. Адвокату Дервилю Гобсек иногда кажется «фантастической фигурой, олицетворением власти золота».

Сложные и противоречивые чувства вызывает образ Гобсека у читателей: он одновременно мерзок и великолепен. Он отталкивает, но не вызывает презрения, а его выдающиеся природные качества, его жизненная сила способны поразить воображение даже людей бывалых и умудренных жизненным опытом.

По ходу чтения повести перед нами все рельефнее вырисовывается образ незаурядной и сильной личности «голландца, достойного кисти Рембрандта». Провинциальному Дервилю, изучающему Гобсека, виделись «за голым черепом» ростовщика, «желтым, как старый мрамор», романтические тайны, жестокие превратности судьбы, голод и предательство, попранная любовь, несметные богатства и разорение.

В своей бурной жизни Гобсек был знаком с индийскими раджами и знатными корсарами, встречался с политическими деятелями периода англо-французской войны лордами Гастингсом и Корнуэлсом, «имел отношение ко всем перипетиям войны за независимость Соединенных Штатов». По предположению Дервиля, Гобсек «торговал бриллиантами или людьми, женщинами или государственными тайнами». Он брал взятки от бывших плантаторов Гаити, искал клады исчезнувших индейских племен. Богател и разорялся.

Скупал краденное и спекулировал картинами старых мастеров.

Настоящее Гобсека теснейшим образом переплетается с его прошлым, с теми событиями, которые совершались вне пределов повести. Но без этого прошлого невозможно понять образ старого ростовщика — человека без плоти и без страстей, равнодушного к людской суете и презирающего весь мир. Именно таким предстает он перед читателем на страницах бальзаковской повести, окутанный тайной, оставив в прошлом бури и апокалиптические перевороты, которые стали его жизненной школой. Темное загадочное прошлое Гобсека определило его мировоззрение и жизненную позицию, которая так и шокирует нотариуса Дервиля: «Из всех земных благ есть только одно, достаточно надежное, чтобы стоило человеку гнаться за ним. Это… золото.

Чтобы осуществить наши прихоти и усилия. В золоте все содержится в зародыше, и все оно дает в действительности».

Нужно было пройти через смерть и унижение, столкнуться с предательством и подлостью, разочароваться в друзьях и близких, быть проданным и самому продавать, не верить никому, даже самому себе, безжалостно подавить в себе все человеческие чувства и научиться рассчитывать, видеть в каждом поступке человека не сердечный порыв, а тщательно скрываемую корысть и эгоизм, не верить ни в Бога, ни в черта, наконец, окончательно очерстветь, чтобы возвести в ранг высшей истины следующее убеждение: «Лучше уж самому давить, чем позволять, чтобы другие тебя давили». И все это ради золота, по мнению Гобсека, дающего власть не иллюзорную, и не только над человеком, а и над душой его. «Ужасную картину увидели бы мы, если б могли заглянуть в души наследников, обступающих смертное ложе,- печально замечает Дервиль. — Сколько тут козней, расчетов, злостных ухищрений — и все из-за денег».

Философия и жизненная практика Гобсека не являются чем-то из ряда вон выходящим. Его взгляды и деятельность вполне законны. В духе представлений своего времени Гобсек считает, «что деньги — это товар, который можно со спокойной совестью продавать, дорого или дешево, в зависимости от обстоятельств. Ростовщик, взымающий большие проценты за ссуду, по его мнению, такой же капиталист, как и всякий другой участник прибыльных предприятий и спекуляций». Так характер и среда соединяются в повести Бальзака в единое и неразрывное целое.

В образе Гобсека писатель достигает типического обобщения. Поведение и жизненная философия ростовщика предстают перед читателями как результат собственных наблюдений Гобсека над жизнью и его собственных выводов. Постичь образ Гобсека нам помогает «доверенное» лицо Бальзака — Дервиль.

Это его точные характеристики и глубокие наблюдения раскрывают внутреннюю сущность образа Гобсека. «Я прекрасно понимал,- делится с нами своими наблюдениями Дервиль,- что если у него есть миллионы в банке, то в мыслях он мог владеть всеми странами, которые исколесил, обшарил, взвесил, оценил, ограбил».

Бальзак изображает своего героя спокойным и созерцательным. Гобсека не волнуют человеческие страсти. Более 50 лет тому, в Пондишере, он был обманут женщиной, и пережитое оставило глубокий след в его душе. И читатель вдруг понимает, что созерцательность Гобсека связана не с мудростью философа, а с равнодушием пресытившегося циника. «Как и я, мои собратья всем насладились, всем пресытились и любят теперь только власть и деньги ради самого обладания властью и деньгами». А что касается совести, то и здесь Гобсек цинично откровенен: «Я достаточно богат, чтобы покупать совесть человеческую, управлять всесильными министрами через их фаворитов, начиная с канцелярских служителей и кончая любовницами.

Это ли не власть?.. А разве власть и наслаждение не представляют собой сущности вашего нового общественного строя?»

Гобсек, будучи «философом из школы циников», не скрывает своей внутренней сущности и лишь умело использует сложившуюся ситуацию и человеческие слабости в своих интересах как ростовщик. Он, безусловно, хищник, но хищник признающий законы джунглей для всех без исключения — невзирая на лица: будь то блистательный и самодовольный аристократ или честный труженик. Кстати, с «избранными мира сего» он поступает особенно безжалостно. «Если отбросить его финансовые принципы,- говорит Дервиль,- то я глубоко убежден, что вне этих дел он человек самой щепетильной честности во всем Париже».

Внимательный читатель повести Оноре де Бальзака, задумываясь над философией, которую исповедует Гобсек, не может не заметить внутреннюю полемичность его рассуждений. Иногда даже кажется, что ростовщик спорит сам с собой. «Вы всему верите, а я ничему не верю,- заявляет он юному Дервилю. — У меня… принципы менялись сообразно обстоятельствам… Вот поживете с мое, узнаете…» Обычно скрытный и молчаливый, Гобсек в присутствии честного Дервиля как бы оправдывается.

А его робкие попытки завязать дружбу с Дервилем и плохо скрываемое огорчение по поводу переезда молодого юриста и, наконец, постоянные визиты к нему — свидетельство того, что он тянется к людям другого порядка, обладающим качествами, вовсе не соответствующими его собственной жизненной позиции. Фанни Мальво, образ которой противостоит его идее вселенской продажности, вызывает в нем искреннее сочувствие и уважение. Дервилю и графу де Ресто, «доверившимся ему без всяких хитростей», он отвечает преданностью их интересам.

И все же Гобсек одинок. Его маниакальная страсть к деньгам, в последние дни жизни дошедшая до критической точки, безжалостно разрушает ростовщика как личность. Комната, загроможденная дорогой мебелью, серебряной утварью, лампами, картинами, вазами, книгами, и кладовые, забитые гниющими продуктами, — гротескно соотнесены с внутренней сущностью деградирующей в полном безверии души ростовщика. «Куда ухожу — не знаю, но ухожу отсюда», — говорит он перед смертью.

Каков же итог, и в чем же смысл жизни этого человека? Ведь не случайно он умирает на руках Дервиля, который, хотя и был «избавлен от благодарности» процентами, выплаченными за ссуду, поспешил в дом Гобсека по первому его зову, чтобы присутствовать при кончине «старого друга». На этот простой вопрос, может быть, каждый из вас ответит по-разному, а может быть, не сможет ответить вообще. И все же, есть ли ответ?

Откроем еще раз повесть великого романиста. Помните, как Гобсек поучал юного Дервиля: «Вот поживете с мое, узнаете…»

В литературоведческих исследованиях не единожды отмечалось синхронное возникновение одинаковых тем у Бальзака и Пушкина. Речь идет об одной из «Маленьких трагедий» Пушкина, а именно, о «Скупом рыцаре» и повести Бальзака «Гобсек». Монументальность образов пушкинского Барона и бальзаковского Гобсека сближает двух художников слова. При всем различии обстоятельств, в которых даны характеры этих героев, легко найти в их подаче поразительно схожие моменты.

Это, во-первых, вожделенное, граничащее с безумием восхищение одним видом драгоценностей; во-вторых, убеждение главных героев в том, что золото дает безграничную власть над миром.