Эффект «Гулага» в русской литературе
Эта область в современной прозе тесно примыкает к исторической. Уже говорилось, что в конце 1962 г. была опубликована повесть А. Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Вслед за ней появилось множество книг, объединенных трагической темой ГУЛАГа. Мемуарно-автобиографические книги, всегда тяготевшие к историческому жанру, в рамках этой темы приобретают особенное значение. «Крутой маршрут» Е. Гинзбург, «Черные камни» А. Жигулина, «Погружение во тьму» О. Волкова написаны людьми, попавшими в жуткую сталинскую мясорубку. Оказавшись в лагерях по навету, пережив ужасающие страдания и унижения, эти авторы выплеснули на страницы книг всю боль своих измученных душ, тяжелую обиду на вопиющую несправедливость, и их произведения приобрели звучание подлинных, исторически достоверных документов. Еще долго они будут сохранять значение свидетельств, напоминающих людям, в какую нравственную бездну могут опуститься их двуногие «собратья», измывавшиеся над узниками на всех кругах гулаговского ада. Напоминание и предостережение — таков пафос этих произведений, публикация которых была связана с большими сложностями. О. Волков, например, провел в лагерях 28 лет. Свою книгу он писал 22 года (1957- 1979), но только в 1990-м она смогла увидеть свет.
Не легче складывалась судьба и у главной книги на эту тему — у «Архипелага ГУЛАГ» А. Солженицына (1964-1970, 1990), который провел в заключении восемь лет. Солженицын поставил своей целью собрать как можно больше свидетельств узников ГУЛАГа. Со всей страны к нему поступали уникальные документы, восстанавливающие то, что так хотелось бы кое-кому вычеркнуть из нашей истории и навсегда забыть. Солженицын воспроизвел карту страны, на которой кружочками обозначены острова «архипелага ГУЛАГ» — лагеря для заключенных. Она производит жуткое впечатление: на громадную страну как бы накинута удушающая сеть. С помощью своих корреспондентов Солженицын рассказал о порядках на этих островах, создал запоминающиеся образы заключенных и их «сторожей». Книга являет собой уникальный сплав документов и личных впечатлений автора. Благодаря уникальному таланту писателя, который смешением различных языковых пластов достиг поразительного художественного эффекта, выработан оригинальный стиль, означивший этап в эволюции русской художественной прозы второй половины XX в.
«Архипелаг ГУЛАГ» — книга о заключенных — напомнил читателю серьезные и глубокие произведения на эту тему, созданные классиками XIX в. — Ф. Достоевским («Записки из Мертвого дома») и А. Чеховым («Остров Сахалин»). На эту же тему, но в традиционном ключе, написан и роман А. Солженицына «В круге первом» (1955-1968, 1990). Здесь речь идет о «шарашке» — тюрьме, где специально отобранные заключенные вели по заданию администрации научную работу. Известно, что через «шарашки» прошли такие знаменитые люди, как ракетчик С. П. Королев, авиаконструктор А. Н. Туполев. В романе Солженицына угадываются прототипы персонажей, в их числе и сам автор. В этом произведении писатель обнаружил дар увлекательного изложения, мастерского строения сюжета. Картины жизни и быта заключенных даются также в книгах Г. Владимова «Верный Руслан» (1963-1974, 1989), А. Рыбакова «Дети Арбата», «35-й и другие годы» (1988-1989).
Особняком стоит творчество поэта и прозаика Варлама Шаламова. Его «Колымские рассказы» (1954-1973, 1978) созданы талантливым художником. Шаламов не полагается только на эмоциональную силу воздействия описанных фактов, хотя они ничуть не менее выразительны, чем у других авторов. Невероятные, нечеловеческие страдания его персонажей не заставляют их замкнуться, сосредоточиться на самих себе.
Большой интерес представляют книги Ю. Домбровского «Хранитель древностей» (1964) и «Факультет ненужных вещей» (1988), опубликованный в России только через десять лет после смерти автора. Это — социально-психологические романы с философским подтекстом. Их главный герой Зыбин становится сначала объектом слежки известных органов, потом скрывается, арестовывается, допрашивается, осуждается. Однако цепь этих событий образует лишь внешнюю канву повествования. При этом читатель может даже и не подозревать, что Домбровский тоже был репрессирован. Внимание писателя сосредоточено на проблемах, чрезвычайно обострившихся в XIX в. Его волнует стремление определенных людей ниспровергнуть извечные нравственные ценности. Хранитель древностей оберегает в музее, где он работает, не только ценнейшие предметы материальной культуры прошлого: его тревожит и возмущает та легкость, с которой люди посягают на верность друг другу, спокойно предавая товарища. Он не согласен с вольным обращением со святым для него чувством любви и со страхом обнаруживает в себе склонность к компромиссам в тех вопросах нравственности, где еще недавно был непоколебим. Таково влияние общества, под воздействием разнузданного произвола и безнаказанного насилия помещающего на «факультет ненужных вещей» закон и долг, совесть и права людей.
Уже в 1980-е годы зазвучали голоса, утверждавшие, что тема ГУЛАГА исчерпана, что вновь появляющиеся произведения будто бы не добавляют к сказанному ничего нового. Опровержением могут служить книги Е. Федорова «Илиада Жени Васяева. Год 1949» (1994) и В. Зубчанинова «Повесть о прожитом» (1997). Талант всегда нов: авторы этих произведений открыли неожиданные психологические аспекты даже в уже знакомых по другим книгам о ГУЛАГе ситуациях.
Книги русских прозаиков, посвященные, как иногда высокопарно выражалась критика, «теме социальных деформаций», имеют, безусловно, облагораживающее влияние на общественное сознание. Они способствуют восстановлению истинных нравственных ценностей, помогают понять, что в обществе, где царят страх, подозрительность и недоверие друг к другу, невозможен прогресс, что такое общество обречено прозябать в нищете и без духовности.
Эффект «Гулага» в русской литературе