Эссе по рассказу Бунина «Митина любовь»

Произведение, которое создавалось легко, как бы в порыве вдохновения, если читать его в рукописи, открывает нам неустанные поиски ритма, слова, образа. Даже почерк рукописи порой меняется: то он становится менее разборчивым, выдавая волнение автора, то, наоборот, автор пишет умышленно четко, крупными буквами, медленно, чтобы мысль не опережала написанную строку. Писатель хочет не терять контроль над эпизодом, который волнует его самого, впервые запечатленный на бумаге.

Литература о любви, высоком и прекрасном чувстве, дарованном человеку, неисчерпаема. Всегда с неизъяснимым волнением читаешь описание весенней ночи в Отрадном, где Андрей Болконский впервые как бы подслушал мечты Наташи, а потом, по дороге домой, увидел преображенный старый дуб с пробившимися к солнцу молодыми листьями. Не случайно приходит на память любовь Андрея Болконского к Наташе.

Там тоже есть разрыв, горечь, оскорбленное чувство князя Андрея, когда он узнает, что Наташа готова была бежать из дома с ничтожным Анатолем Курагиным.

В письме Кати, где прямо сказано о разрыве, Бунин изменил текст по сравнению с последним вариантом рассказа. В этом варианте нет упоминания о человеке, в руки которого может попасть письмо Мити. Сказано только: «Я уезжаю — вы знаете с кем…»

И беспощадно жестокое: «Не пиши мне ничего, это бесполезно!» И мы уже догадываемся, как прятала, а потом рвала страстные, унизительные для него письма Мити изменившая ему Катя. Но Митя не Андрей Болконский, ему не тридцать первый год, он не пережил всего, что пережил Болконский. Он мог бы простить.

» — Ах, все равно Катя,- прошептал он горько и нежно, желая сказать, что он простит ей все, лишь бы она по-прежнему кинулась к нему, чтобы они вместе могли спастись,- спасти свою прекрасную любовь в том прекраснейшем весеннем мире, который еще так недавно был подобен раю».

В варианте конца написано так: «Тихо заплакал от боли, раздирающей его грудь, и, глубоко и радостно вздохнув, раскрыл рот и с силой, с наслаждением выстрелил».

Но этот конец не удовлетворил Бунина, он не хотел сделать самоубийство Мити сознательным актом и дописал: «Она, эта боль, была так нестерпима, что, не думая, что он делает, не сознавая, что из всего этого выйдет, страстно желая только одного — хоть на минуту избавиться от нее… он нашарил и отодвинул ящик ночного столика и поймал холодный и тяжелый ком револьвера и, глубоко и радостно вздохнув, раскрыл рот и с силой, с наслаждением выстрелил». Так кончилась Митина любовь.

В сущности, рассказ был почти полностью вмещен в четыре страницы первоначального варианта, но какую силу воображения надо иметь, чтобы превратить эти четыре страницы в поэму о любви и гибели юноши, в трагедию несчастной любви!

«Страдания молодого Вертера» Гете непременно приходят на память, когда дочитываешь «Митину любовь». И не только потому, что сюжеты обоих произведений так схожи — и здесь и там самоубийство из-за несчастной любви. Вертер — дитя своего века, он рассуждает, философствует, негодует против лицемерия общества.

Современный читатель с трудом прочитает Вертера, ему покажется искусственным, излишне патетичным эпизод самоубийства Вертера, пистолетный выстрел, заглушенный громом, грозой и бурей.

В Митиной любви есть тоже непогода.

«Дождь шумел повсюду,- и по крыше, и вокруг дома, и в саду. Шум его был двойной, разный,- в саду — один, возле дома, под непрерывное журчание и плеск желобов, ливших воду в лужи,- другой. И это создавало для Мити, мгновенно впавшего в летаргиче ское оцепенение, необъяснимую тревогу, и вместе с жаром, которым пылали его ноздри, его дыхание, голова, погружало его точно в наркоз…»

Далее следует ужасное видение, галлюцинация: он видит падение Кати. А затем — гибель Мити, самоубийство, совершенное юношей в бессознательном состоянии.

Мне случалось беседовать с молодежью об этом рассказе, и все осуждали самоубийство Мити, говорили о нем как о бессознательном акте, жалели юношу, понимая, что любовь его была настоящей, всепоглощающей. Ведь не мог же Митя заменить эту любовь связью с Аленкой, телесное желание не переходило в душевное — «в блаженство и истому всего существа», в то, что он чувствовал к Кате. Все, разумеется, осуждали Катю.

Одни говорили, что «за нее надо было бороться»,- все-таки она была ослеплена страстью к искусству и обманута самодовольным и пошлым актером. «Нет, я бы не сделал так, как сделал Митя, как бы ни страдал, ни любил». Но затем сошлись на том, что он человек из другой эпохи, из поколения, которое металось, искало выхода в годы реакции и пессимизма и, не найдя его, погибало бесцельно.

Значит, и несчастная любовь может быть благодарнейшей темой для художника, и если это любовь настоящая, она привлекает внимание читателя, пробуждает в нем чистые, благородные чувства. Одного только не выносит читатель — когда любовь входит как необходимый ассортимент, чтобы оживить нудный и пустой в общем роман, пусть даже написанный с добрыми намерениями. Ни ханжеских рассуждений, ни пошлой интрижки не прощает читатель.