Фабула поэмы Лермонтова «Демон»

В фабульном отношении «Демон» тоже имеет ряд черт, сближающих эту поэму с другими произведениями Лермонтова: мотив о трагической любви Демона и Тамары в значительной степени близок к аналогичным мотивам, развитым в «Вадиме» (Вадим и Ольга), «Маскараде» (Арбенин и Нина), «Герое нашего времени» (Печорин и Бэла, Печорин и Мери, Печорин и Вера). Но это не механическое перенесение в различные рамки одной и той же сюжетной ситуации. В обрисовку образов Демона и Тамары, в изображение судьбы героев этой поэмы автор вносит новые черты; он вводит также и новые персонажи — отца Тамары и ее жениха, создает неповторимые картины великолепной природы Грузии, широко пользуется мотивами местного фольклора. Все это придает «Демону» глубоко индивидуальные особенности, как крупного, типично лермонтовского произведения.

Поэма полна трагизма: в цвете лет умирают Тамара и ее жених; Демон, погубив девушку, душа которой была соткана «из лучшего эфира», «проклял мечты безумные свои» глубоко скорбит, потеряв любимую дочь, старый Гудал. И в то же время поэт указывает, что Демон не примирился с небом, остался таким же надменным и могучим, готовым продолжать борьбу, как и прежде. Явственно звучат мотивы глубокого оптимизма:

Внизу рассыпался аул,

Земля цветет и зеленеет;

И голосов нестройный гул

Теряется, — и караваны

Идут звеня издалека,

И низвергаясь сквозь туманы

Блестит и пенится река.

И жизнью вечно молодою,

Прохладой, солнцем и весною

Природа тешится шутя,

Как беззаботная дитя.

Читая эпилог «Демона», невольно вспоминаешь слова Белинского о самом поэте: «Я с ним спорил, и мне отрадно было видеть в его рассуждении, охлажденном и озлобленном взгляде на жизнь и людей семена глубокой веры в достоинство того и другого. Я это сказал ему — он улыбнулся и сказал: дай бог!».

Настроение, отраженное Лермонтовым в приведенных нами строках эпилога «Демона», приближается к настроению, которое с такою задушевностью и широтою восприятия сложных жизненных явлений выражено Пушкиным в его знаменитом стихотворении «Брожу ли я вдоль улиц шумных»:

И пусть у гробового входа

Младая будет жизнь играть,

И равнодушная природа

Красою вечною сиять.

Как ни жесток был режим в «стране рабов, стране господ», Лермонтов, как и Пушкин, не мирился с ним, протестовал, боролся, мечтал о лучшей жизни.

В поэме «Демон» автор с одинаковым искусством пользуется и описательным приемом, и диалогической речью. Описание характеризуется у Лермонтова не статичностью, как у многих других писателей, а динамичностью. Описывая Дарьял, он изображает буйно мчащийся Терек, кружащихся в лазурной выси птиц, плывущие на север облака; рисуя обаятельный образ Тамары, дает замечательную картину ее пляски; с необыкновенным искусством очерчен облик юного «властителя Синодала», лихого наездника и отважного бойца; с изумительной четкостью и яркостью передана сцена стремительного бега коня, вынесшего из битвы тело князя; даже описывая руины замка Гудала, поэт оттеняет образ за образом, полные движения: люди исчезли, но в замке другие обитатели:

Жужжат, бегут во все концы.

Седой паук, отшельник новый,

Прядет сетей своих основы;

Зеленых ящериц семья

На кровле весело играет;

И осторожная змея

Из темной щели выползает

На плиту старого крыльца:

То вдруг совьется в три кольца,

То ляжет длинной полосою…

Поэма начинается и кончается изображением летящего Демона. Все в ней полно движения, смены ярких образов в красок.

Основным размером поэмы является излюбленный у Лермонтова четырехстопный ямб, но в первой части введен, в песне Демона, и хореический размер («На воздушном океане»…). Очень искусно пользуется поэт приемом повторения («Лишь только»… в песне Демона, «Клянусь…» в его же монологе и др.).

Поэма «Демон» — последняя дань романтизму, рамки которого уже были тесны для Лермонтова, все чаще обращавшегося к реалистическому письму. В незаконченной «Сказке для детей» (1839 г.), упоминая об образе Демона, он говорит:

…Он сиял

Такой волшебно-сладкой красотою,

Что было страшно… и душа тоскою

Сжималася — и этот дикий бред

Преследовал мой разум много лет…

Но я, расставшись с прочими мечтами,

И от него отделался — стихами.

О том же писал он и в одном из своих последних стихотворений:

Любил и я в былые годы,

В невинности души моей,

И бури шумные природы,

И бури тайные страстей.

Но красоты их безобразной

Я скоро таинство постиг,

И мне наскучил их несвязный

И оглушающий язык.