История создания романа «По ком звонит колокол»

Испанская тема вдохновила и многих поэтов разных стран. Боевые гражданственные стихотворения об Испании создавали Поль Элюар, Эрих Вайнерт, Пабло Неруда, Николас Гильен и другие. Подобно документальной публицистике, поэзия, часто романтически приподнятая, вооружала и мобилизовала парод на борьбу, непосредственно откликаясь на потребность момента, выполняла агитационную функцию. Теми же качествами отмечена революционная драматургия Брехта, Чапека, Нурдаля Грига.

Испанские события способствовали творческому росту не одного писателя, а испанская тема нашла отражение также и в ряде интересных романов и повестей. В период с 1936 по 1939 год внимание всего мира было приковано к Испании, и нет ничего удивительного в том, что, приступая к работе над новым романом, Хемингуэй обратился именно к этой теме. Начало работы над романом «По ком звонит колокол» Хемингуэй датировал 1 марта 1939 года. Он трудился над книгой почти беспрерывно и очень напряженно. В конце июля следующего года рукопись была закончена, и 21 октября первое издание романа вышло в свет.

В ряде зарубежных статей и рецензий сделана попытка оценить роман в целом на основании иногда беглого, а иногда и более подробного освещения его идейно-эстетических особенностей. Э. Кейзин нашел «Колокол» романом неудовлетворительным вообще и неудовлетворительным для Хемингуэя, ибо, по мнению критика, в нем проявился анархический индивидуализм автора, не обладавшего к тому же достаточным чувством масштабности, необходимым для успешного отображения «нового мира войны и борьбы». Л. Гурко, очень поверхностно рассмотревший роман, пришел к выводу, что Хемингуэю «удалось сохранить непрерывность своего нигилизма». У. М. Фрохок полагал, что «Колокол» уступает лучшим произведениям Хемингуэя; интересно также, что в статье этого критика содержится крайне однобокая оценка знаменитой вставной новеллы об избиении фалангистов. А. Гатмен усматривает идейно-политическую тенденцию романа в противопоставлении свободы и земли в ее «первозданном» виде тирании и машинной цивилизации.

Некоторые исследователи особенно выделяют образ Роберта Джордана, главного героя романа, и дают общую оценку произведения, исходя из более или менее произвольной трактовки этого образа. При этом подчас делаются попытки сопоставить «Колокол» с другими художественными произведениями о гражданской войне в Испании. М. Гайсмар полагал, что роман Хемингуэя уступает революционным романам Андре Мальро или антифашистским произведениям Игнацио Силоне, так как Хемингуэй недостаточно глубоко разработал свою тему, в результате чего читатель получил только общее представление о гражданской войне в Испании. Э. Уилсон считал, что героя романа в критический момент поддерживает только память о послужном списке его деда-участника гражданской войны в Америке6. Н. Д’Агостипо объявил Джордана еще одним «потерянным» молодым человеком, а роман в целом — отражением очередной одинокой драмы.

Крайне резко выступили против «Колокола» критики, полагавшие, что Хемингуэй дал в романе картину, совершенно противоположную собственному авторскому замыслу. Среди сторонников этой точки зрения выделяется Э. Б. Бергем, считавший, что «Колокол» повредил делу республики, превратился в обвинение там, где Хемингуэй планировал защиту. Весьма показательно, что Э. Б. Бергем определяет позицию Джордана как позицию тупого исполнителя, психологически более соответствующую фашистским нормам поведения. Р. П. Уикс, основывающий свой вывод на ложной трактовке образа фашистского лейтенанта Беррендо, не нашел разницы в отношении писателя к персонажам из республиканского и фашистского лагеря и, естественно, пришел к неправильной оценке романа в целом.

Испанский писатель и критик Артуро Бареа в статье под названием «Не Испания, но Хемингуэй» заявил, что автор «Колокола» довольно поверхностно знал Испанию и испанский язык, в результате чего допустил множество мелких и крупных отступлений от жизненной правды. Трудно возражать против замечаний А. Бареа относительно некоторых особенностей испанского сленга, но критик и сам не придает этим деталям существенного значения. Важнее его «психологические» положения. Например, А. Бареа утверждал, что фалангисты-испанцы «психологически» не могли совершить группового изнасилования. Это утверждение, якобы основанное на свойствах испанского характера, каким он представляется А. Бареа, полностью опровергается фактами.

Среди огромного зарубежного критического материала, посвященного «Колоколу», заслуживают внимания отдельные замечания некоторых исследователей. Д. К. М. Маккаффери весьма точно подметил, что «Колокол» явился логическим и неизбежным шагом в творчестве Хемингуэя, что автор проявил в этом романе большее чувство времени, чем многие романисты, «писавшие с меньшим мастерством, но с более близкой ориентацией на специфические социальные и политические установки» 2. Интересно проанализировал стиль романа Э. Фенимор, справедливо полагавший, что испанский язык в «Колоколе» рассчитан на восприятие «английским ухом».

В ряде статей предприняты попытки объективно оценить «Колокол». Д. У. Бич писал, что именно в этом романе Хемингуэй воздал должное своей теме «истинной любви» и показал место любви в шкале человеческих ценностей. М. Каули считал, что «Колокол» символизирует возвращение Хемингуэя в общество после «духовной ссылки, которая началась в 1918 году, когда он был ранен на итальянском фронте».

Едва «Колокол» вышел из печати, как с критическими и хвалебными отзывами о нем выступили участники испанских событий. В 1940 году резко отрицательную рецензию опубликовал А. Бесси, утверждавший, что события в Испании не являются существенной движущей силой книги. С ним согласились и некоторые другие. Многим — Гансу Кале, Густаво Дюрану, Мирко Марковичу, Стиву Нелсону — роман понравился.

Авторы других работ па эту же тему значительно осторожнее в своих оценках. М. Мендельсон считает роман Хемингуэя книгой двойственной. Критик отметил любовь Хемингуэя к простому труженику, правильно подчеркнул, что герои «Колокола» в основном люди активного интеллекта, нашел положительной попытку автора понять корни поражения республики, выделил привлекательные черты в образе Джордана. Однако М. Мендельсон нашел в образе главного героя и уязвимое, в частности мотив фатальной предрешенности не только в судьбе Джордана, но и того дела, во имя которого он отдает жизнь. Существенным недостатком романа исследователь считал то, что Хемингуэй «почти не коснулся той пагубной и по существу решающей роли, которую сыграли в трагических судьбах испанской республики западные державы, чья пресловутая политика «невмешательства» была на деле потворством интервентам — Гитлеру и Муссолини»2. Критик полагал, что Хемингуэй «внес в роман нечто случайное и ошибочное, навеянное, надо думать, людьми, предвзято относившимися к коммунистам» Взвесив достоинства и недостатки романа, М. Мендельсон пришел к выводу, что это произведение явилось крупнейшим вкладом в американскую и мировую литературу.

И. Кашкин, характеризуя «Колокол», подчеркивал, что роман «впитывал в себя… горечь поражения». Критик отметил также сложность и многоплановый характер произведения, противоречия в образе Джордана, важность темы оправданной и ненужной жестокости. Кроме того, И. Кашкни рассмотрел образы русских в романе. Общий вывод его таков: «В «Колоколе» есть страницы, достойные Толстого, и страницы, которые ниже возможностей самого Хемингуэя.

Но в целом это гуманистическая книга о людской солидарности, о больших этических проблемах, это книга антифашистская, книга, проникнутая горькой и терпкой любовью к Испании и ее народу. Книга, если не разрешившая сомнений и противоречий автора, то, во венком случае, во многом подытожившая их».