Историзм характера Германна

Историчность типа сознания Германна подчеркнута в его почти фантастической и маниакальной мечтой составить себе капитал («Деньги,- вот чего алкала его душа!») и его эгоизмом, его активностью в достижении пели, его жестокостью в отношениях с людьми. Вот почему Томский сразу узнает в нем современный «романический тип». И уточняет свою мысль: «У него профиль Наполеона, а душа Мефистофеля». Наполеона он напоминает и Лизанете Ивановне.

Г. А. Гуковский дает точное исследование историчности «того характера: «Наполеон — это символ эры индивидуализма с ее аморализмом, самоутверждением, морями крови, это — гений века, рождающего безумие Германна. Наполеон — это кумир Жюльена Сореля и он же основание доктрины Раскольникова. Наполеон, его путь нисхождения и вознесения своей воли над всеми людьми — мо ярчайшее воплощение карьеры человека, победившего п битве жизни, это исторический символ и недосягаемый образец всех юношей, отравленных горячкой века алчности, века жажды личного восхождения. Наполеону — оружие, Германну — деньги, такова ирония истории и трагедия Германнов»

Ученый справедливо видит в Наполеоне исторический символ. Но Наполеон — реальная историческая фигура. Германн — художественный образ, громадное обобщение, обобщение ведущих тенденций нового, буржуазного времени, явлений не столько русской, сколько общеевропейской действительности. «Западный» колорит этого образа (национальность, фамилия, профессия) многозначен и многозначителен, он указывает на идейные и социальные истоки тех обстоятельств, которые порождают Наполеонов, это и раскрытие основ антигуманной философии и ее всеобщего характера для человечества, вступившего в буржуазную эру существования. Германн вдохновлен той же философией.

Пушкин имел возможность знакомиться с Новым типом, не только наблюдая русскую жизнь, но и по его отражению в европейской литературе. Он высоко ценил роман Стендаля «Красное и черное», где был изображен один из «безвестных учеников Наполеона».

При исторической и типологической общности Жюльена Сореля и Германна пушкинский герой рисуется принципиально иначе. Глубокое отличие Германна от западного собрата обусловлено и национальными обстоятельствами жизни писателей, и различием их авторской позиции. Стендаль героизирует Сореля. Он исполнен сочувствия к трагической судьбе плебея, поздно родившегося и потому не сумевшего сполна реализовать свои способности, самоутвердиться в бурный период истории Франции. Внутренний мир Сореля драматически противоречив — он подчиняется законам пошлого эгоистического общества, действует в соответствии с ними и презирает эти законы и это общество. В нем сильны прекрасные начала человека, еще не погубившего свою личность. В отношениях с женщинами вдруг вспыхивают в нем сильные чувства-, он испытывал минуты восторга и счастья любви. Сорель — честолюбец, но в конце пути он прозревает, ему открывается вся жестокость и преступность мира, который он стремился завоевать.

Пушкин «в хорошем романе» Стендаля отмечал «фальшивую декламацию». Б. В. Томашевский считал, что под этой декламацией Пушкин подразумевал «размышления Жюльена в тюрьме» и «замечания от автора». Тюремные размышления Сореля и авторская позиция казались Пушкину фальшивыми оттого, что героизировался «ученик» Наполеона. Судьба людей этого типа сознания представлялась Пушкину иной.

Образ Германна стал художественным открытием Пушкина потому, что он обнаруживал не только социально-историческую обусловленность его философии жизни, но и личную вину, которая проявлялась в последовательном и жестоко надменном предательстве своей человеческой природы.

Германн не был обижен природой — он умен, энергичен, целеустремлен, смел и наделен железной волей и выдержкой. Игрок в душе, он мог подавлять испепелявшую его страсть и не садиться за карточный стол. Но время сформировало его убеждения, его идеал — деньги, капитал. И вдруг он слышит анекдот о трех верных картах… Подспудный процесс извращения натуры Германна в этой ситуации и проявляет себя. В Германце окончательно торжествует игрок — «что если старая графиня откроет мне свою тайну!… Почему ж не попробовать своего счастья?» Страсть игрока оказалась внутренне связанной с авантюризмом. Пушкин увидел, что именно буржуазная идеология порождает это сочетание: авантюристы всегда игроки по натуре; игрок по страсти неминуемо становится авантюристом.

В признании Германна уже первое предательство своей природы — он видит свое счастье в открытии тайны трех карт, которые принесут ему деньги…