Как понять текст?

Мастерская построения знаний

Задача научить детей читать и понимать прочитанное, говорить о своем понимании, устно и письменно объяснять понятое стоит перед учителем-словесником на протяжении всех лет обучения в школе. Не эти ли умения проверяются и в ЕГЭ по русскому языку — во всяком случае в части С?

Однако названные умения лежат в основе понимания любого текста: и художественного, и сугубо научного. Необходимо, чтобы любой человек осознавал, какими знаниями, умениями и навыками должен он обладать, чтобы справляться с предлагаемым чтением.

Целью нашего занятия, которое мы неоднократно проводили и с выпускниками гимназии, и с педагогами, можно считать процесс осознания условий, необходимых для понимания разных текстов. Мастерская, рассчитанная на два-три школьных урока, включает творческую и аналитическую деятельность, помогает формированию умения анализировать предлагаемый текст — самостоятельно и в совместной групповой деятельности.

Ход мастерской

I. 1. Нарисуйте на отдельном листе наверху что-нибудь, понятное только вам. Единственное уточнение: сделайте так, чтобы можно было при желании свой рисунок объяснить.

2. Вывесим рисунки по кругу на стене. Все пройдут и рассмотрят. Выберите 5-6 рисунков, которые вы захотите прокомментировать, и запишите внизу под ними свои краткие объяснения: что они означают?

II. 1. Заберите каждый свой рисунок. Письменно внизу коротко объясните, Почему вас не поняли.

2. Прочитайте в группах свои объяснения, «соберите» и запишите все возможные причины непонимания.

3. Выступите от группы с чтением причин: «Почему рисунки могут быть не поняты?»

Ведущий или его ассистент на доске записывает все варианты объяснений.

Среди полученных ответов были следующие:

— ассоциации очень личные ;

— было собственное желание, чтобы не поняли ;

— несовершенство художественных навыков рисовальщика;

— шаблонность видения зрителя;

— отсутствие культурологических знаний при восприятии;

— нарочная неопределенность рисунка;

— незнание автора рисунка;

— субъективность зрительного восприятия.

III. 1. Задание: прочитайте данный текст. Пусть каждый запишет свои размышления: Что обязательно нужно читателю, чтобы данный текст понять?

Варианты ответов на этот вопрос

А. Солженицын — художественный стиль.

— Знание контекста рассказа.

— Понимание авторского замысла.

— Толковый словарь и богатый собственный лексикон.

— Исторический комментарий.

— Понимание вариантной ненормированной лексики.

С. Довлатов — художественный стиль.

— Знания об авторе.

— Контекст эпохи, исторические сведения.

— Знание атмосферы общения русской интеллигенции.

— Культурологический контекст: разница между восприятиями .

— Чувство юмора, умение чувствовать иронию .

— Умение читать безоценочно, включать воображение, сопереживать.

— Умение находить авторскую точку зрения.

— Знание традиций классической русской литературы.

— Знание имен, их культурного и нравственного смысла.

Статья из учебника истории — научно-популярный стиль.

— Знание особенностей сталинской эпохи: отношения людей, многие события.

— Понимание языка эпохи.

— Знание основ диалектико-материалистического учения.

— Сведения о Н. И. Вавилове.

Статьи из учебника литературы — Научно-популярный стиль.

— Полное понимание литературоведческой терминологии и умение соотнести ее с конкретным художественным текстом.

— Знание текста рассказа и заинтересованность в поисках его смысла.

2. «Соберите» и запишите в группе Все необходимые условия. Составьте общий список с минимумом объяснений. После обсуждения в группе дополните список ответом на вопрос, Как указанные условия понимания связаны с особенностями именно вашего текста.

3. Выступления групп.

Задача слушающим: записать то, чего нет в их выводах, дополнить свои записи сведениями об особенностях других, чужих текстов.

IV. Выберите: стихами или прозой вы будете далее заниматься? Подойдите и возьмите текст рассказа или стихотворения из двух разных стопок . Напишите текст — размышление на тему «Как я понимаю рассказ и почему?» .

V. Рефлексия. Лучше ответы записать, а потом прочитать.

1. Какие вопросы я задавал Себе В процессе выполнения заданий?

2. Чему мне предстоит еще учиться?

3. Что удивило в процессе работы в мастерской?

4. Вопрос Педагогам : каков смысл подобного занятия?

5. Какое из заданий оказалось самым сложным? Почему?

Некоторые комментарии

1. Количество предлагаемых группам текстов зависит от количества групп. Для обычного класса возможно 4-5 групп, для большой аудитории — 8.

2. Какая разница между текстами?

Стили функциональные : художественный, пуб-лицистический , литературоведческий — научный. Внут­ри художественного — разговорный. Соответствен­ная лек­сика: Термины , или Просторечие, или Диалектизмы .

Стили эмоциональные — с разнообразными интонациями: слегка иронической или саркастической, торжественной, проникновенно-лирической, суховатой, отстраненной, возмущенной, сочувст­вующей.

Различие — по голосу автора, героя текста или ученого. Их нельзя спутать.

Время создания или время изображения — соответственно, понятная или требующая специальных знаний Лексика .

3. Дополнительная информация к последнему заданию.

Рассказ А. Аверченко из цикла «Дюжина ножей в спину революции» написан после Октября. Стихотворение В. Ходасевича «Баллада» — еще советского периода жизни поэта — 1921 год.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Тексты для работы в группах

1.

…Бригадира лицо рябое освещено из печи. Рассказывает без жалости, как не об себе:

— Барахольце, какое было, загнал скупщику за четверть цены. Купил из-под полы две буханки хлеба, уж карточки тогда были. Думал товарными добираться, но против того законы суровые вышли: стрелять на товарных поездах…

А билетов, кто помнит, и за деньги не купить было, не то что без денег. Все привокзальные площади мужицкими тулупами выстланы. Там же с голоду и подыхали, не уехав. Билеты известно кому выдавали — ГПУ, армии, командировочным. На перрон тоже не было ходу: в дверях милиция, с обеих сторон станции охранники по путям бродят.

Солнце холодное клонится, подстывают лужи — где ночевать?.. Осилил я каменную гладкую стенку, перемахнул с буханками — и в перронную уборную. Там постоял — никто не гонится. Выхожу как пассажир, солдатик.

А на путе стоит как раз Владивосток-Москва. За кипятком — свалка, друг друга котелками по головам. Кружится девушка в синей кофточке с двухлитровым чайником, а подступить к кипятильнику боится. Ноги у нее крохотулечные, ошпарят или отдавят. «На, говорю, буханки мои, сейчас тебе кипятку!» Пока налил, а поезд трогает. Она буханки мои держит, плачет, что с ими делать, чайник бросить рада. «Беги, кричу, беги, я за тобой!» Она впереде, я следом.

Догнал, одной рукой подсаживаю, — а поезд гону! Я — тоже на подножку. Не стал меня кондуктор ни по пальцам бить, ни в грудки спихивать: ехали другие бойцы в вагоне, он меня с ними попутал.

Рассказывает бригадир:

— Шесть их, девушек, в купе закрытом ехало, ленинградские студентки с практики. На столике у них маслице да фуяслице, плащи на крючках покачиваются; чемоданчики в чехолках. Едут мимо жизни, семафоры зеленые… Поговорили, пошутили, чаю вместе выпили.

А вы, спрашивают, из какого вагона? Вздохнул я и открылся: из такого я, девушки, вагона, что вам жить, мне умирать…

Тихо в растворной. Печка горит.

Ахали, охали, совещались… Все ж прикрыли меня плащами на третьей полке. Тогда кондуктора с гепеушниками ходили.

Не о билете шло — о шкуре. До Новосибирска дотаили, довезли… Между прочим, одну из тех девочек я потом на Печоре отблагодарил: она в тридцать пятом в кировском потоке попала, доходила на Общих, Я ее в портняжную устроил…

2.

В больницу я попал с желудочным кровотечением. Лежу в приемной. Американский доктор спрашивает:

— Курите?

— Да.

— Много?

— Больше пачки в день.

— Точнее?

Я начал раздражаться и сказал:

— Тридцать две штуки. А по воскресеньям — двадцать шесть.

— Ясно, — сказал американец, — встаете позже.

Затем он спросил:

— Пьете?

— Да.

— Много?

— Если пью, то много.

— Сколько?

Честно, думаю, ответить — не поверит. Но и врать бессмысленно.

— Литра полтора, — говорю.

— Вина или пива?

— Водки.

Тут он надолго задумался. Потом спросил:

— Какой сейчас год?

Видно, решил проверить мои умственные способности. Я ответил.

— В каком городе мы находимся?

— В Нью-Йорке.

— Можете коснуться пальцем носа?

— Своего или вашего?

Доктор понял, что я не сумасшедший. Слышу:

— Любите жирное, сладкое, острое?

— Я, — говорю, — люблю все, кроме моркови.

Затем мы поехали в рентгеновский кабинет. На груди у меня лежал том Достоевского. Доктор спрашивает:

— Что это за книга? Солженицын?

— Достоевский.

— Это традиция?

— Да, — говорю, — это традиция. Русский писатель умирает с томом Достоевского на груди.

— Ноу Байбл? — спросил американец .

— Нет, — говорю, — мы же атеисты…

Неделю меня обследовали. Неделю я был вынужден голодать. В результате — небольшая операция и короткая заключительная беседа:

— Когда-то у вас было железное здоровье. К сожалению, вы его полностью разрушили. Отныне ваше спасение — диета.

Причем строжайшая…

Выписался я из больницы. Встретил знакомого. Он говорит:

— Я слышал, что ты умер!

— Правильно, — отвечаю, — разве это жизнь?! Курить мне запретили. Пить запретили. И даже есть запретили.

Что мне еще остается? Только читать и писать.

— Ну, — говорит мой друг, — это пока зрение хорошее…

Тут я и взялся за новую книгу.

3.

После ареста накануне войны и затем трагической гибели И. И. Вавилова ведущее положение в биологии заняли Т. Д. Лысенко и его последователи.

Энергичный, напористый, непрерывно клявшийся в верности диалектико-материалистическому учению и лично Сталину, мастер интриг, дававший обещания в голодные годы за короткий срок вывести высокоурожайные сорта культурных растений и решить продовольственную проблему, Лысенко с тревогой наблюдал за успехами научной генетики, которая разрушала все его выкладки. Положение Лысенко и его последователей становилось шатким. В июле 1948 года он был вызван на беседу к Сталину, где стал жаловаться на якобы имевшуюся в отношении него травлю и одновременно пообещал за два-три года исправить положение в сельском хозяйстве. Поддержка Сталина, использованная как наивысший аргумент в научном споре, перетянула чашу весов на сторону Лысенко. Для пропаганды своих идей Лысенко использовал имя популярного садовода-любителя, естествоиспытателя И. В. Мичурина, противопоставляя конкретную «мичуринскую» биологию якобы бессмысленной, антинаучной, антидиалектической генетике, ставящей опыты на мухах-дрозофилах.

К кампании подключились и средства массовой информации. Сознание рядовых людей, не разбиравшихся в тонкостях биологических дискуссий, было подготовлено к негативному восприятию генетики и генетиков.

В августе 1948 года состоялась сессия Всесоюзной Академии сельскохозяйственных наук им. В. И. Ле­нина . На ней с докладом выступил Лысенко, заявивший, что текст доклада одобрен ЦК ВКП , а следовательно, лично Сталиным. Истинные ученые не поступились научными убеждениями, совестью и отстаивали свои принципы до конца. Ректор Тимирязевской сельскохозяйственной академии В. С. Немчинов открыто заявил, что генетические исследования вошли в золотой фонд мировой науки.

В истории науки осталось резкое антилысенковское выступление на сессии профессора И. А. Рапопорта, крупного ученого, боевого офицера, тяжело раненного во время войны, но вернувшегося к научным исследованиям.

Однако лысенковцы победили. Большинство генетиков были уволены с работы, им запрещалось заниматься исследованиями, к некоторым были применены репрессивные меры. Развитие этой отрасли науки было остановлено на годы.

общеобразовательной школы.

СПб., 2000. С. 154-155)

4.

…Сюжетное движение неостановимо: наречием «вдруг» открывается Кульминационная сцена, Рисующая внезапную и «нелогичную» смерть главного героя. Казалось бы, сюжетный потенциал истории исчерпан, и развязка вполне предсказуема: тело богатого покойника в просмоленном гробе будет спущено в трюм все того же парохода и отправлено домой, «на берега Нового Света». Так оно и происходит в рассказе Бунина, однако границы рассказа оказываются шире границ истории о неудачнике американце: повествование по воле автора продолжается, и выясняется, что поведанная история — лишь часть общей картины жизни, находящейся в поле зрения автора. Перед читателем проходят сюжетно не мотивированные панорама Неаполитанского залива, зарисовка уличного рынка, колоритные образы лодочника Лоренцо, двух абруццких горцев и — самое важное — обобщающая лирическая характеристика «радостной, прекрасной, солнечной» страны.

Движение от экспозиции к развязке оказывается лишь фрагментом неостановимого потока жизни, преодолевающего границы частных судеб и потому не вмещающегося в сюжет — этот остановленный и организованный сознанием художника фрагмент вечно текущего времени.

Финальная страница рассказа возвращает нас к описанию знаменитой «Атлантиды» — парохода, возвращающего мертвого господина в Америку. Этот композиционный повтор не только придает рассказу гармоничную соразмерность частей и завершенность, но и укрупняет масштаб созданной в произведении картины.

5.

Приметой литературной эпохи стали инспирированные сверху общелитературные дискуссии . В 1936 году в ходе дискуссии «о мировоззрении и творчестве» вся мировая литература была сведена к противопоставлению реализма, якобы связанного с прогрессивными общественными явлениями, антиреализму, бывшему, по мнению партийных боссов от литературы, порождением враждебной прогрессу и пролетариату идеологии. Реализм все чаще ассоциировался с прямолинейным жизнеподобием, а любые условные формы объявлялись «реакционными».

Впрочем, и этого иным теоретикам показалось мало. Все чаще от писателей требовали беспринципного приукрашивания действительности, изображения «должного», а не реально существующего. Была найдена и соответствующая формула-инструкция: «изображение жизни в ее революционном развитии».

Под эту формулу подводили — и в этом сложность для изучающего историю советской литературы — и действительно больших художников-реалистов , и бездарных «автоматчиков партии», как демонстративно гордо назвал себя уже в 50-е годы один более чем средний писатель.