Краткое содержание рассказа А. И. Солженицына «Матренин двор»

Действие происходит «на сто восемьдесят четвертом километре от Москвы по ветке, что идет к Мурому и Казани». Повествование ведется от первого лица, и сам рассказчик, его судьба очень напоминают самого А. Солженицына, его судьбу.

Рассказчик приехал «просто в Россию», никто его уже не ждал, так как с возвращением он опоздал «годиков на десять». Он попросился учителем туда, где дальше от железной дороги. И его устроили в местечко под названием Высокое Поле. Он там не остался, так как в селе не было даже продуктового ларька, хлеба не пекли, а все съестное «волокли мешками» из областного города.

И снова рассказчик пришел в отдел кадров, где его наконец определили в поселок с совсем не поэтичным названием Торфопродукт. Там он узнал, что вокруг этого поселка еще много деревень с названиями, ласкающими ему слух: Часлицы, Овинцы, Спудни, Шевертни, Шестимирово…

Рассказчик поселяется в деревеньке Тальново. Так как мест больше ни у кого не оказалось, то его пристроили к Матрене Игнатьевне Григорьевой, или просто Матрене. Рассказчику запомнилась ее изба: «Просторная изба и особенно лучшая приоконная ее часть была уставлена по табуретам и лавкам — горшками и кадками с фикусами. Они заполнили одиночество хозяйки безмолвной, но живой толпой». Матрена не согласилась сначала принять квартиранта, говорила, что ему будет уж очень неудобно.

Ее каждый месяц прихватывал недуг, и она не могла ухаживать за гостем. Матрена заставила рассказчика еще раз пройтись по деревне в поисках места, но он снова вернулся к ней, словно почувствовав, что это именно его пристанище. Он подробно описывает обстановку ее дома, мелких обитателей, включая колченогую кошку, мышей и тараканов.

Матрене не платили пенсию. Ее даже из колхоза отпустили из-за плохого здоровья. Пенсию она могла получать только за своего мужа. «Собес от Тальнова был в двадцати километрах к востоку, сельский совет — в десяти километрах к западу, а поселковый — к северу, час ходьбы». И ее гоняли из одного места в другое то из-за точки, то из-за запятой. Обычно она возвращалась не в духе, омраченная.

Но знала наверняка, как поднять себе настроение. Успокоение она находила в работе.

С приходом зимы появилась проблема нехватки торфа. Той машины, что полагалась рассказчику как учителю, не хватило бы даже и на треть зимы. В болотах рядом с поселком торф копали из болота экскаваторами, но жителям выделять торф не полагалось. «Топлива было не положено — и спрашивать о нем не полагалось».

Не могла Матрена и корову завести: с трудом удавалось раздобыть сена даже для козы.

Иногда за Матреной приходили из колхоза, когда не хватало рабочих рук. И Матрена, которая уже не считалась колхозницей, шла работать — не за деньги, за просто так.

Но бывало, недуг сильно прихватывал Матрену. Она лежала два или три дня, не вставая. И тогда всю работу по дому выполняла ее подруга.

Рассказывала Матрена и о своей жизни. Жаловалась на теперешнюю свою немощь, вспоминала, как, бывало, она таскала по пять мешков с торфом. А однажды остановила на всем скаку коня, когда тот испугался и понес. «Мужики отскакивали, а я, правда, за узду схватила, остановила».

В ту зиму, когда у Матрены поселился учитель, дела ее пошли хорошо. Ей наконец начали платить пенсию восемьдесят рублей, да сто рублей за постояльца, да и сам он приплачивал ей. Она даже заказала себе новые валенки, купила новую телогрейку.

И сшила себе пальто, да такое, что и во всю жизнь не нашивала. Вот в подкладку этого пальто она и вшила двести рублей себе на похороны. И «повеселела».

Она стала чаще ходить в гости к своим подругам. Домой гостей не звала, боялась помешать. И только однажды дома у нее были три ее родные сестры. «Почему их не было видно до этого?

Опасались они, что Матрена будет просить у них помощи?» Однажды Матрена сильно огорчилась тем, что осталась без святой воды. Не усмотрела за своим котелком на водосвятии. Рассказчик не замечал в ней истовой веры, но «дело всякое она начинала «с богом!»»

«Так и привыкли Матрена ко мне, а я к ней, и жили мы запросто». Ни тот, ни другой не докучали друг другу расспросами о прошлой жизни. Каждый знал друг о друге немного.

Матрена знала, что ее постоялец сидел в тюрьме, а он — что Матрена вышла замуж еще до революции, было у нее шестеро детей, да только все они умерли один за другим.

Муж ее с Великой Отечественной войны так и не вернулся, тела его не нашли, похоронку тоже не прислали. Матрена за одиннадцать послевоенных лет решила, что он, верно, умер. Однажды рассказчик видит дома «высокого черного старика». Он оказался родным братом мужа Матрены.

И пришел он к учителю просить за своего сына, лентяя и невежу, Григорьева Антошку.

Только вечером рассказала Матрена о том, что так долго копилось у нее в душе. Этот черный старик — старший брат ее мужа, Фаддей, которого она любила. Во время Первой мировой войны его забрали в армию, на фронт.

Три года ждала жениха Матрена, а когда надежду потеряла, вышла замуж за Ефима, его младшего брата. Он был моложе ее на год. А к зиме вернулся из венгерского плена Фаддей. «Стал на пороге. Я как закричу! В колена б ему бросилась!..

Нельзя… Ну, говорит, если б то не брат мой родной — я бы вас порубал обоих!» И ни одну невесту в деревне не взял в жены, все с таким же именем искал. И вот теперь Фаддей с женой живут рядышком. Часто Фаддеева Матрена приходит жаловаться на то, что бьет ее муж. А Матрена Васильевна вспоминала, что Ефим ни разу ее пальцем не тронул.

А потом взяли уже Ефима на войну, а Фаддея не взяли из-за слепоты. И тогда попросила Матрена у той, второй Матрены, дочку ее, Киру, на воспитание. Десять лет воспитывала, а недавно выдала замуж за молодого машиниста в Черустях.

И вот теперь оттуда ей помощь приходит: сахар, сало. И завещала Матрена после смерти своей Кире отдельный сруб, а про остальное ничего не сказала, потому что еще три сестры у нее было.

Вот так и открылась Матрена в тот вечер. И буквально на следующий день из Черустей приехала Кира для того, чтобы забрать горницу Матрены, ей предназначенную. Горница та нужна была, чтоб молодые в Черустях участок земли получили. И не столько Кира и муж ее, сколько Фаддей загорелся получить этот участок.

Он начал настаивать, чтобы Матрена при жизни горницу ту отдала. Не жалко было ей отдать горницу, да только больно было ломать крышу, под которой сорок лет прожила. Даже рассказчику стало не по себе при мысли о том, что будут отдирать доски избы. «Для Матрены было это — конец жизни всей». Долго не могли увезти горницу, погода не давала. И случались такие события, которые все больше и больше удручали Матрену.

Пришли три ее сестры, «обругали ее дурой» и ушли, пропала Матренина колченогая кошка. Но вот ударили морозы. Горницу разобрали на бревна, погрузили в сани и увезли трактором. Помогавшие, из деревенских, напились самогону и ушли.

Матрена беспокоилась о том, что решили увезти все за один раз, было бы лучше за два — сани могли развалиться. Ушла провожать сына Фаддея и мужа Киры, которые везли бревна в Черусти.

А в час ночи пришли четверо в железнодорожных шинелях. Как мог рассказчик прикрывал маленькую кухоньку, где остались следы пиршества — за самогон Матрене могли дать срок. После пришла Маша, подруга Матрены, слезы текли рекой.

Она рассказала, что на переезде наспех сколоченные вторые сани развалились. Тракторист и сын Фаддея стали заново ладить трос, а Матрена хотела им помочь. В этот момент шли от станции два паровоза без огней. Всех троих убило на месте.

Муж Киры смотрел на другое полотно — ждал поезда со стороны Черустей, а паровозов, шедших от станции Торфопродукт, не заметил После случившегося он хотел повеситься, поскольку винил себя в гибели людей, но его успели спасти. Теперь мужа Киры ожидал суд.

На похоронах больше всего плакали сестры, так полагалось Избу Матренину разделили между сестрами, горницу отдали Фаддею.

Как рассказывала потом Матренина золовка, Ефим не любил жену: она одевалась по-деревенски, никогда не держала поросенка. «Не гналась за обзаводом… Не выбивалась, чтобы купить вещи и потом беречь их больше своей жизни. Не гналась за нарядами. За одеждой, приукрашивающей уродов и злодеев». Не понятая и брошенная даже мужем своим, схоронившая шестерых детей, но не нрав свой общительный, чужая сестрам, золовкам, смешная, по-глупому работающая на других бесплатно, — она не скопила имущества к смерти.

Все жили рядом с ней и не поняли, что есть она тот самый праведник, без которого, по пословице, не стоит село. Ни город. Ни вся земля наша.