1-3
Поздней осенью в сибирское село Сосино приехала экспедиция, обследовавшая реки и водоемы в суземе — северной тайге. До села их проводил местный связист-линейщик, пьяница Власик. Завернув к сельскому конюху Никифору Ивановичу по прозвищу Микша «подлечиться», Власик сообщил ему эту новость. Микша, однако, считал, что экспедиция ищет в скудных реках сузема вовсе не рыбу, а нечто более ценное — золото или уран.
Опохмелившись, приятели начали планировать браконьерскую вылазку в сузем, но в этот момент в избу постучал человек из «рыбной» экспедиции, Кудасов, и попросил отвезти его на Курзию — место, где когда-то жили раскулаченные переселенцы. Микша попытался возразить, что сейчас, в распутицу, проехать сорок верст по сузему будет нелегко, но «рыбник» слушать ничего не хотел, и конюх согласился.
Пассажиром Кудасов оказался неразговорчивым. Проезжая мимо местной достопримечательности — стариной часовни, Микша вспомнил, как с нее всем селом стаскивали крест, а в 30-х годах в ней жила раскулаченная «контра». Тогда из часовни каждый день выносили трупы умерших от голода людей.
Черная, подпертая слегами часовня, как какое-то допотопное чудовище, смотрела им вслед из полей.
Скоро въехали в сузем. Неровную дорогу обступил глухой ельник. Микша продолжал разглагольствовать. Северная Сибирь — место гиблое, сплошные леса и болота. Вырастить здесь хлеб невозможно: в Сосино лето, а в суземе — утренние заморозки.
Сейчас Микша не понимал, зачем сюда сгоняли крестьян со всей страны, но тогда, в 30-е, он был «идейный». Пример он брал с дядьев, братьев матери, «кремниевых» революционеров Александа и Мефодия Кобылиных. Дядя Александр был комендантом на Курзии, там же его и убили. Мефодий, тогдашний начальник милиции, поклялся отомстить, но убийцу так и не нашел.
Выехали на Курзию, но до поселка не доехали — конь заблудился в густых кустах и отказался идти дальше. Микша завернул на охотничью стоянку. Там, у костра, и заночевали. Микша вспомнил, как они, младшее поколение Сосина, воевали с «классовыми врагами» — не пускали голодных детей в лес за ягодами. Кудасов промолчал, отказался от водки, угощения и всю ночь просидел, глядя в огонь.
4-6
Утром Кудасов ушел, а Микша отправился к крепким еще баракам, где жили переселенцы. Нашел и дом дяди Александра, возле которого его убили. Потом экскурсовод местного музея много лет рассказывала историю убийства пламенного революционера. Микша, любивший дядю Александра больше всего на свете, хотел тогда отомстить, нож наточил, но отец удержал, уговорил.
На обратном пути Микша размышлял, что за человек сидит позади него. Явно не «рыбник». Уж не из «бывших» ли? Микша был в лагерях, прошел войну до самого Берлина, и ничего в этой жизни не боялся, но спросить молчуна прямо не решался.
Молчит всю дорогу — и вроде так и надо. Вроде у него какое-то особое право власть свою над тобой показывать.
Зайти к Микше Кудасов отказался, попросил отвезти к реке, на перевоз. Там заплатил за работу и, наконец, напомнил, кто он.
Ученая барышня в музее рассказывала о герое, а на самом деле пьяный дядя Александр, большой любитель женщин, изнасиловал пятнадцатилетнюю девочку, убиравшую у него в комендатуре. Убил дядю брат этой девочки, четырнадцатилетний Кудасов.
7-8
У Микшы, пьяницы и лагерника, было в жизни одно утешение — память о дяде-герое. Теперь не осталось и этого. У дома Микша вспомнил слова умирающего отца, которые передала ему соседка-старуха: «Скажи Никифору, что у отца нету зла на него. Не он виноват. Дядья его таким сделали».
Всю жизнь Микша презирал мягкого, тихого отца.
Да разве сравнишь его с дядьями? Те куда ступят, там и праздник: красные знамена, песни революционные, речи, от которых дух захватывает.
Когда в 37-ом его арестовали «как пособника международной буржуазии», Микша публично отрекся от отца и взял фамилию дядьев.
У Микши сильно закололо сердце, и домой он не пошел — отправился расспросить об отце у тех, кто его еще помнил. Соседка старуха, ухаживавшая за отцом, когда тот вернулся из лагерей, давно умела, и Микша отправился к древней бабке Матрене.
Подкрепившись водкой, бабка вспомнила, что к хорошему человеку Ивану Варзумову вся деревня ходила «насчет всяких бумажных дел», чего дядья очень не одобряли. Вспомнила Матрена и о матери Микши, «дурной бабе», сильно любившей выпить. Микша помнил, как убивался отец, когда она умерла. Больше бабка ничего не вспомнила, да и самого Микшу перестала узнавать.
9-13
В селе жила еще одна старуха, помнившая Ивана Варзумова, но к ней Микше ходу не было. Сорок лет назад дядя Александр совратил ее дочь, и она до сих пор помнила обиду.
Микша отправился в райцентр, где жил старый друг его отца, и узнал, что старик недавно умер. Вдова рассказала, что Иван Варзумов предупредил ее мужа об аресте, и тому удалось сбежать. Дядя Мефодий тогда чуть не застрелил Ивана, да дядя Александр заступился. Дядя Мефодий в те времена расстрелял столько невинных людей, что его до сих пор поминают недобрым словом.
Еще вдова рассказала, что Иван Варзумов служил казначеем в крестьянском пароходстве, которое организовал вместе с несколькими ссыльными, не испугавшись угроз местного богача-монополиста, владельца нескольких пароходов. Старуха посоветовала Микше сходить к бывшему сельскому учителю Павлину Федоровичу — уж он-то знает все подробности.
Когда-то двадцатипятилетний Павлин Федорович сменил городскую квартиру на избу в глухой Сибирской деревне, чтобы учить сельских ребятишек. Семьей он так и не обзавелся — всего себя отдал школе.
В 1938 году Павлина Федоровича арестовали, семнадцать лет он провел в лагерях, а после Хрущевской оттепели вернулся и занялся озеленением района.
И забыли люди вековечную пословицу: у дома куст — настоится дом пуст.
Микша помнил, как учителя под конвоем вели в город. Сам он тогда тоже сел по пьянке — налетел грузовиком на народную трибуну.
В дом Павлин Федорович Микшу не пустил — не захотел разговаривать с человеком, который отрекся от родного отца.
Возвращаясь в Сосино, Микша думал о жене. Кода-то она глупой семнадцатилетней девчонкой сама пришла к нему, вдовцу, — пожалела осиротевших детишек. Радости она с Микшей не увидела, но осталась верной и заботливой.
Возле родной избы у Микши вновь закололо сердце. Он увидел огни, услышал колокольный звон и пение — так пели раскулаченные возле древней часовни.
И сосинские бабы, слушая эти песни, навзрыд плакали, и плакал его отец… И он ненавидел его тогда до слез, до исступления. Ненавидел за то, что отец был человеком…
А теперь Микша сам шел к отцу…
Неделю спустя, в районной газете появилась заметка о том, что пьяный конюх Кобылин из Сосино заблудился, возвращаясь домой, и замерз у часовни, на старых могилах.