«Лебединая стая» как образец «химерической прозы»

В шестидесятых годах XX ст. в украинской литературе возникла оппозиция диктатуре метода соцреализма. Одной из наиболее заметных течений была так называемая «химерическая проза», которая насмехалась над официально узаконенными догмами, сведению личности к стандарту, фальшивой патетике, добывала из недр народной памяти остроумное слово. Ее признаки: заимствование стилевых черт барокко, эмоциональность, экспрессивность, объединение реального с мифологическим, временно-пространственные смещения, химерические метаморфозы героев.

Среди писателей, которые стремились не стилизовать, а достигнуть содержательных глубин народно-поэтического мировоззрения, выделяется Василий Земляк со своим произведением «Лебединая стая», где элементы народной сатирической культуры составляют одно из главных источников «причудливости».

Уже первые строки романа настраивают на иронический тон, сразу ощущается символика образов — украинское село начала 1920-х лет имеет название Вавилон. В то время, как начиналась смертельная «классовая» борьба и возникали коммуны, рядовое село с нерядовым названием будто олицетворило в себе глобальные исторические проблемы. Культурные ветра веют отовсюду, идеологические бури сбивают с ног, все перемешивается — реалистическое с фантастическим, народное с модерновым, все то сливается, то противостоит одно одному. Речь идет о первых шагах коллективизации в украинском селе.

События предопределяются соревнованием двух сил, рожденных как социальной, так и исторической реалией. С одной стороны — крестьяне, которые восприняли новое и объединились в коммуну.

С другой — богатеи: Бубели, Гуси, радуются, что разбогатели собственной работой; Павлюк, который надорвался, грабя господскую кузницу. Они этого нового не могут принять, так как это разрушает не только их мировоззрение, это новое, — разрушает самые их жизнь. Но все так связано, так породнено: брать Соколики пошли брат против брата, Петр Джура переходит на другую сторону, с села бунтарей выходят Скоромный с сынами и Безкоровайный, чудак-Гробовщик, который всегда ходит со своим козлом Фабианом — особая фигура.

Как и каждый настоящий философ, Лев Храбрый старается остаться в стороне, но это ему, конечно, не удается. Здесь все значительно, глубоко, практически нет второстепенных персонажей — каждый на своем месте живет объемно, ярко. Даже те, что появляются на страницах эпизодически — Андриян, Орфей Кожушний, врач-«марсиянин», Тихон Пелехатий, Отченашка — нарисованы выпукло, живо.

Что уже говорить о Даньке и Лукьяне, Даринке, Явтухе Голого, с его Присею, Кондрата Бубеля с Парфеею, Климе Синице, Пилише Македонском! Никакой «соцреалистичной» стандартности! Выразительные характеры, разнообразие социально-психологических типажей, — каждый думает по-своему, каждый говорит свое, каждый действует по велению своему, и только от своей природы.

Каждый говорит на «своем языке», но взятые вместе они создают ту целостность, имя которой — украинский народ, народ во всем своем многоголосии. Вообще, нет никакой однозначности, однобокости. Во время господства коммунистической идеологии, когда писатель был вынужден соблюдать определенные правила, это было настоящим подвигом. Богатеи имеют свою «правду»: тяжелой работой заработали они свое благосостояние, да и очень они любят свой Вавилон, так как своими руками взлелеяли, подняли его.

Но до конца сочувствовать им мешает то, что они совсем безжалостны — на своем пути в прямом понимании «идут по трупам».

Но и бедняки, которые сплотились в коммуну, тоже не идеальны — Бонифаций никому в жизни не сделал добра, «роковая» Мальва совсем не ощущает любви к родному селу, Рубан без сочувствие решает судьбы других, внося их в список на выселение. Жестокая жизнь в Вавилоне на изломе эпох: гибнет поэт Володя Яворский, гибнет ветреный сторож, у которого «все уже позади», убивают Бонифация, не жалеют его женщину Зосю с грудным ребенком на руках.

И не приводит в удивление, что, когда взорвался бунт, то расстреливают и правых, и виноватых. «Не нужно крови! Не нужно!» — кричали женщины. И можно лишь догадываться, до каких еще трагедий дошло бы, если бы «в дело» не встряли таки женщины, которые подручными средствами спасли мужчин.

А уже потом прибывшая власть…

Все «стремились обрести победу над Вавилоном». А может над Украиной? «А Вавилон прячет всех подряд, по вероисповеданию, несмотря на все другое…» Виновников мятежа подвергли наказанию. Кто-то остался в Вавилоне. Кто-то выехал в те Зеленые Мельницы.

Горькое ощущение охватывает в конце произведения — жизни изменилась и изменилась бесповоротно. И лишь Явтух Голый, который все время не мог решить, к кому ему примкнуть, после бегства, возвращения, отъезда, ареста возвращается-таки в свой Вавилон. Для этого ему даже пришлось «умереть» и «воскреснуть». И нельзя нам не возвратиться к своей земле, так как лишь ей «дано возвращать лебединые стаи из далеких миров». Так как лишь здесь возможное такое объединение трагедии и нежности, зла и любви, эпичности и иронии, высокой философии и будничной мелочности.

Так как лишь она ставит такие вопросы, от которых невозможно убежать, так как они всегда внутри абсолютно каждого из нас.