Несколько слов о «маленьком человеке» и «мертвых душах»
«Все мы вышли из гоголевской «Шинели»» — эта фраза Достоевского избита до потери автора. Ну казалось бы, что еще нового можно найти в небольшой повестушке, почти зарисовке, на нескольких страницах рассказывающей о жизни и смерти мелкого петербургского чиновника — первого представителя галереи «маленьких людей» в русской литературе, повести, до небес превознесенной авторами «натуральной школы» и давно ставшей неотъемлемой частью наших хрестоматий. А между тем эта небольшая повесть, вышедшая в свет почти одновременно с первым томом «Мертвых душ», не так проста. Всего на нескольких страницах в ней отразился тот духовный перелом, в котором окончательно определилось будущее направление гоголевского творчества. Позади были уже многие художественные достижения писателя: колоритные «Вечера на хуторе близ Диканьки», романтически-неопределенные «Арабески», «Петербургские повести», сполна овеянные мрачноватой мистикой города на Неве; впереди — его религиозно-философские Сочинения «Развязка Ревизора», «Размышления о Божественной литургии», «Авторская исповедь», «Выбранные места из переписки с друзьями».
Впереди была мучительная работа над вторым томом «Мертвых душ».
Что в имени тебе моем?
Итак, все хорошо помнят помещенную почти в самом начале повести комическую сцену, предшествующую крестинам будущего титулярного советника. Перебирая, казалось бы, самые невероятные имена, какие только можно найти в православных святцах, автор пытается доказать читателю, что «наречение ребенка случилось совершенно по необходимости» и «другого имени дать было никак невозможно». Никто не скажет теперь, зачем лукавому повествователю было напускать в эту сцену такое количество романтического тумана, что даже самые внимательные исследователи, подвергавшие ее разбору
Несколько слов о «маленьком человеке» и «мертвых душах»