Несколько замечаний об истории понимания и истолкования образа Белкина

Отношение к Белкину — своего рода лакмусовая бумажка, отчетливо выявляющая позицию исследователя, его отношение к Пушкину. Я уже обращал внимание на то, что сторонники и усложнения и пародирования как условия раскрытия «тайного» смысла «Повестей Белкина» относились с большой свободой к тексту Пушкина. Наивысшим же проявлением подобной свободы является решение проблемы образа Белкина большинством ученых.

Начиная с рецензии, напечатанной в булгаринской «Северной пчеле», мы сталкиваемся с откровенно выраженным недоумением — к чему понадобился Пушкину Белкин? За недоумением следовал раздраженный упрек: «Везде Белкин да Белкин, к чему это? Читатель хочет повестей, а не Белкина».

Вопрос, заданный «Северной пчелой» — «к чему Белкин?», встал надолго перед русской литературой и историко-литературной наукой. И надо сказать, что до. хих пор серьезного и удовлетворительного ответа на него нет: не потому, что он неразрешим, а потому, что слишком уж сильна традиция предубежденного отношения к этому пушкинскому образу.

Одни исследователи, вслед за «Северной пчелой», решительно отвергают самую необходимость рассматривать образ Белкина в повестях, определять и выяснять его роль в повествовании. Белкин, утверждают они, — это литературная фикция, плод мистификации Пушкина, к которой он прибег, чтобы скрыть свое имя от враждебной ему критики, и потому, естественно, никакого отношения к повестям он не имеет (Н. Черняев, Л. Искоз, В. Гиппиус, Н. Берковский и др.).

Для В. Гиппиуса такой же фикцией, как Белкин, являются и рассказчики, сообщившие свои «были» Белкину. Введение всех этих персонажей было, оказывается, простой маскировкой Пушкина. «Мнимые собеседники Белкина, мнимый передатчик повестей — ненарадовский помещик, наконец скрывшийся под инициалами «издатель А. П.» — такова была сложная «упаковка», в которой пять болдинских повестей были донесены до читателя. Что этот прием литературной маскировки был широко распространен в русской и западной литературе той поры и имеет ближайшим источником приемы Вальтер Скотта — достаточно убедительно установлено Д. П. Якубовичем» . Непосредственной же причиной маскировки объявляется «боязнь» Пушкина, что «Булгарин заругает». Ссылка ученого на «боязнь» Пушкина несостоятельна Пушкин не был так наивен, чтобы полагать, будто его обозначение издателя повестей инициалами А. П. не будет разгадано. И действительно, ни для кого не было секретом, что автором «Повестей Белкина» был Пушкин.

Тот же спор с Пушкиным, несогласие с ним мы найдем и у Н. Берковского. «Особый вопрос — об Иване Петровиче Белкине, мнимом авторе «Повестей», и о других рассказчиках, которые будто бы сообщали Ивану Петровичу свои рассказы. Пушкин ведет свои повести свободно, от себя, вовсе не гримируясь ни под Белкина, ни под других повествователей, упомянутых им. Разумеется, простодушному Ивану Петровичу не под силу было бы сочинить ни одну из повестей, подписанных его именем. Пушкин в повестях дает простор всей своей искушенности, ни по уму, ни по вкусу, пи по мастерству повести Пушкина не идут на какие-либо уступки Ивану Петровичу Белкину, приставленному к ним в качестве автора».

А в заключение, опираясь на эпиграф к «Повестям», взятый из фонвизинского «Недоросля» («Г-жа Простакова. То, мой батюшка, он еще сызмала к историям охотник), автор решительно заявляет: «Иван Петрович Белкин — новейший Митрофан, охотник до историй в новейшем вкусе — романтическом».

К этим исследователям примыкают те, кто, отказываясь от спора с Пушкиным, просто замалчивает образ Белкина при анализе «Повестей», делает вид, что его к нет совсем в пушкинском сочинении. Позиция этих ученых — и тех, кто спорит с Пушкиным, и тех, кто замалчивает Белкина, — зиждется на одном основании — недоверии к тому, что сделал Пушкин. В то же время Пушкин ясно и категорически предлагал как условие понимания «Повестей» исходить именно из того, что они не написаны им, а записаны Белкиным, что Белкин не выдумал историй, а рассказал те были, которые сообщили ему другие люди. Все это для Пушкина принципиально важно. Но воля автора не стала законом для исследователей. Белкин не укладывался в схемы истолкования «Повестей» с позиций «усложнения» и «пародирования», потому он и оказывался ненужным.

Особую роль в трактовке образа Белкина сыграли выступления Ап. Григорьева и Ф. М. Достоевского.

Но их интересовало не выяснение композиционно-структурной роли Белкина в цикле повестей, а идеологическое истолкование этого «образа. При этом Ап. Григорьев не просто свободно относится к тексту повестей — он навязывает Пушкину свои убеждения, провозглашая Белкина носителем пушкинского идеала смирения. «Белкин пушкинский есть простой здравый толк и здравое чувство, кроткое и смиренное…» Его роль в повестях огромна, поскольку он всему дает оценку со своих позиций. Более того — часто сам Пушкин, рассказывая от себя, «повествует в его тоне и с его взглядом на жизнь…» Белкин, «запуганный страшным призраком Сильвио, ошеломленный, его мрачной сосредоточенностью в одном деле, в одной мстительной мысли», принимает решение: «Нет уж,- говорит он, — лучше пойду я к людям попроще», и первый опускается в простые и так называемые низшие слои жизни».

«Повести Белкина» — потому веха в творческом и идейном развитии Пушкина, утверждает Ап. Григорьев, что он «умалил себя, когда-то Гирея, Пленника, Алеко, до образа Ивана Петровича Белкина…» Он так же, как Белкин, боится мятежного Сильвио. При таком истолковании Белкин побеждает Пушкина — в нем начинает торжествовать «кроткое начало истинного русского типа». Такой Пушкин, противопоставленный революционно-демократическим деятелям пятидесятых шестидесятых годов XIX века, был восторженно принят славянофилами. Поддержал такое истолкование Белкина и Достоевский-белкинское начало смиренности и покорности было им объявлено основой народности Пушкина. Достоевский утверждал устами своего героя: «Он, аристократ, Белкина в своей душе заключал». Подобный подход, когда написанное Пушкиным игнорируется, не принимается в расчет, а ему навязываются взгляды, убеждения и идеалы критиков, естественно, не мог способствовать выяснению содержания и функции созданного Пушкиным образа Белкина.