Нравственная проблематика современной прозы. По одному из произведений по выбору

«Роман «Мы» — ужас перед реализующимся социализмом… Этот роман — злой памфлет-утопия о царстве коммунизма, где все подравнено, оскоплено…» — писал Дм. Фурманов. Нам так долго говорили о свободе, которая, кстати, для большинства нынче превратилась в «свободу умирать от голода», что замятинский роман-антиутопия вновь интересен большому кругу читателей. По крайней мере он интереснее приключений бесконечных суперменов или примитивных боевиков американских и российских писак, в которых нет не только мыслей, но и литературного качества.

Известно, что Замятин не собирался писать пародию на коммунизм, он нарисовал финал развития любого общественного строя, в основание которого заложена идея насилия над человеком. Таким образом, главной в романе «Мы» является тема свободы личности. Раскрывается эта тема с помощью пародийного переосмысления идеи «всеобщего равенства». Замятин был противником этого тезиса, ценя в каждом человеке его неповторимую индивидуальность.

В антиутопии просчитан до мельчайших деталей механизм нивелировки индивидуального сознания. Это придает роману большую глубину по сравнению с негативными утопиями, появившимися в России в XX столетии в русле довольно устойчивой традиции утопической литературы. , — Хотя совпадение многих мотивов, даже конкретных деталей в романе Замятина и негативных утопиях Н. Федорова «Вечер в 2217 году, В. Брюсова «Республика Южного креста» позволяет увидеть в последних непосредственных предшественников писателя в критике законов антигуманного общества. Государственная система будущего, нарисованного в этих произведениях, исключает индивидуальные проявления личности. В геометрическом обществе запрещается иметь незапланированные желания, все строго регламентировано и рассчитано, чувства ликвидированы, в том числе и самое ценное, движущее жизнь, чувство любви.

Многое в романах Замятина и Федорова показано с помощью одних и тех же конкретных деталей. Например, и в той, и в другой утопиях каждому жителю государства выдается талон на «любовь» в определенные дни недели. Любое отклонение от нормы в замятинском Едином Государстве фиксируется с по мощью четко налаженной системы доносов. Незаурядность, талант, творчество — враги порядка и подвергаются уничтожению. Бунтари излечиваются путем хирургического вмешательства.

Всеобщее регламентированное счастье достигается всеобщим равенством. Проблема счастья человечества тесно связана в романе с вопросом о свободе личности, имеющим давнюю и непреходящую традицию в русской литературе. Современная критика сразу увидела в романе традицию Достоевского, проведя параллель с его темой Великого инквизитора. «Этот средневековый епископ, — пишет один из первых исследователей творчества Замятина, О. Михайлов, — этот католический пастырь, рожденный фантазией Ивана Карамазова, железной рукой ведет человеческое стадо к принудительному счастью…

Он готов распять явившегося вторично Христа, дабы Христос не мешал людям своими евангельскими истинами «соединиться наконец всем в бесспорный общий и согласный муравейник». В романе «Мы» Великий инквизитор появляется вновь — уже в образе Благодетеля». Созвучие проблематики романа «Мы» с традициями Достоевского особенно наглядно подчеркивает национальный контекст замятинской антиутопии. Вопрос о свободе и счастье человека приобретает особую актуальность на русской почве, в стране, народ которой склонен к вере, к обожествлению не только идеи, но и ее носителя. Этот народ не знает «золотой середины» и вечно жаждет свободы.

Эти два полюса русского национального сознания нашли отражение в изображении двух полярных миров — механического и природно-первобытного, которые одинаково далеки от идеального мироустройства. Вопрос о нем Замятин оставляет открытым, иллюстрируя романом свой теоретический принцип исторического развития общественной структуры, основанный на представлении писателя о бесконечном чередовании революционного и энтропийного периодов в движении любого организма, будь то молекула, человек, государство или планета. Любая, кажущаяся прочной система, такая, к примеру, как Единое Государство, неизбежно погибнет, подчиняясь закону революции.

Одна из главных ее движущих сил заложена, по мысли писателя, в самой структуре человеческого организма. Замятин побуждает нас к мысли о непреходящей вечности биологических инстинктов, являющихся прочной гарантией сохранения жизни независимо от социальных катаклизмов. Эта тема найдет свое продолжение в последующем творчестве художника и завершится в его последнем российском рассказе «Наводнение», сюжет которого отражает замятинский закон, работающий в романе «Мы», но только переведенный из социально-философской сферы в биологическую. Рассказ построен согласно постоянной авторской антитезе «живое» — «мертвое», которая составляет тему замятинского творчества и влияет на формирование его стиля, соединившего в себе рациональное и лирическое начала. Лиризм в художественных произведениях Замятина объясняется его вниманием к России, интересом к национальной специфике народной жизни.

Не случайно критики отмечали «русскость» западника Замятина. Именно любовью к родине, а не враждой к ней, как утверждали его современники, рождено бунтарство художника, сознательно избравшего трагический путь еретика, осужденного на долгое непонимание соотечественников. До сих спорно утверждение, что стремление к коммунизму ошибочно. Идеи коммунизма воистину прекрасны, только путь к нему может оказаться бесконечно долгим. И в коммунизм нельзя пройти насильно, под диктатом партийных вождей или финансовых олигархов. «Коммунизм» сытых обывателей, построенный в большинстве европейских государств, такая же антиутопия, о какой пишет Замятин.

Истинный коммунизм начинается не с желудка, а с души. Об этом и стоит задуматься.