О почве и судьбе
Значительная часть писателей, о которых мы будем говорить сегодня на страницах газеты, связана с русской эмиграцией: Набоков, Замятин, Куприн.
Эмиграция — гордость и боль нашей культуры. Насильственная пересадка растения в чужую почву не может не сказаться на состоянии листьев, окраске цветов и размерах плодов. Но часто именно благодаря такой пересадке растение удается спасти от гибели. Эмиграция спасла от полного исчезновения очень важный слой русской культуры.
Периодическое — сначала дозированное, а потом, в годы перестройки, и лавинообразное — возвращение на родину сохраненного и преумноженного было живительным для тех, кто остался по эту сторону, кто дышал «ворованным воздухом».
Нельзя сказать, что произведения, о которых пойдет речь в номере, как-то специфически связаны с эмиграцией. «Гранатовый браслет» создан до революции, когда Куприну, скорее всего, и в голову не могло прийти, что он станет эмигрантом. В России же, в начале двадцатых, написан Роман «Мы» — и хотя он оказался грозным и очень ранним пророчеством о будущем тоталитарном обществе, его автор покинул родину лишь через десятилетие. Набоков же вообще очутился за границей юношей, успевшим издать лишь книжечку стихов.
Среди его корней больше иноземных: «Я американский писатель, рожденный в России, получивший образование в Англии, где я изучал французскую литературу перед тем, как на пятнадцать лет переселиться в Германию… Моя голова разговаривает по-английски, мое сердце — по-русски, и мое ухо — по-французски». Добавим к этой и без того красноречивой самохарактеристике и еще одну страну, может быть, самую важную для писателя — США.
Получается, что в определенном смысле все произведения Набокова — эмигрантские, а тематически с эмиграцией связана больше, скажем, «Машенька», чем «Приглашение на казнь».
Собрав этих авторов под одной обложкой, мы скорее хотели показать переклички и взаимосвязи, которые соединяют их творчество и между собой, и с той почвой, на которой они выросли. Не случайны в этом контексте и Пушкин, и Гоголь, и Тургенев — и даже Улицкая, Хемингуэй и… Бетховен.
Все они оказываются в едином пространстве текста литературы , где одну ниточку потянешь, отзовутся десятки других.
«Сквозные мотивы — моя слабость», — написала нам в письме одна читательница. Другая предложила создать «мотивный курс литературы». Что ж, это предложение нам нравится.
Может быть, некоторые идеи этого номера лягут в основу такого курса.
О почве и судьбе