О сказках Льюиса и Толкина

Сказки этих двух писателей сейчас уже знают и в России. Вышел «Властелин колец» и несколько рассказов Толкина, выходят сказки Льюиса. Во всем мире их печатают непрестанно — значит, любят. Полюбят ли у нас, неизвестно, но было бы очень хорошо, если бы полюбили. Прежде всего надо сказать немного об этих двух людях.

Они были учеными, филологами и преподавали в Оксфордском университете, где постепенно образовался дружеский писательский кружок. Еще в 20-х годах эти скромные, тогда совершенно незаметные филологи твердо воспротивились вкусам и мнениям времени. Позже Льюис назвал это время постхристианским. Дело не в том или не только в том, что многие уже не верили в Бога — раньше, до первой мировой войны, до этого нравственного срыва, часто и справедливо говорили о том, что неверующие иногда нравственнее верующих.

Они жили на христианский капитал; система их нравственных ценностей недалеко отошла от христианства. Чего-то они стыдились, что-то считали запрещенным, бить лежачего не разрешалось, защищать свое — тоже. А тут былые слабости стали нравственным императивом. Оказалось, что подавлять желания — вредно, стыдиться — глупо. Возникали культ силы, культ пользы, культ похоти.

Против этого и встали неизвестные оксфордские писатели, и они никогда не изменяли себе. Вот у Льюиса современный Юстэс — как он похож на людей 20-х, 30-х, 40-х, 50-х годов! Вроде бы «все это» нормально, говорить не о чем — но Льюис говорит.

Сейчас такой набор взглядов стерся, но не исчез. Так плоско и прагматично судят уже не «интеллектуалы», а самые обычные люди. Казалось бы, им полезно увидеть себя со стороны и ужаснуться — но в том-то и суть такого человеческого типа, что он себя увидеть не может. Тогда выходит, что Льюис пишет в пустоту :- и опять не так; слава Богу, есть таинственная точка, в которой человек еще не переменился, но как бы повернулся. Собственно, все притчи рассчитаны именно на это.

Когда-то в рассказе о патере Брауне Честертон написал: «Кто хуже убийцы? — Эгоист». Эту фразу можно поставить эпиграфом к притчам Льюиса и Толкина. Важный, торжествующий, победивший не станет у них героем; смешной и негероический — станет.

А главное — куда обращен взор, на себя или на других. Много веков назад Блаженный Августин разделил мир на два града, два царства: те, кто любит Бога так, что забыли себя, и те, кто любит себя так, что забыли Бога. У Льюиса есть Аслан, у Толкина иногда просто «Бога нет», а на самом деле мир у них осмысленный, ничуть не похожий на безбожный, абсурдный мир современной им литературы. Град их героев состоит из тех, для кого в центре не их драгоценные прихоти, а другие люди или звери; чем ближе человек к этому, тем лучше он для Льюиса и Толкина. Надо сказать, что этот град удивительно уютен.

Иногда он средневековый, иногда — современный, но никогда не бывает неприютным. Некоторые критики считают, что у Льюиса он веселее, что у него — свет с пятнами тьмы, а у Толкина — пятна света, окруженные тьмой. Но, впрочем, об этом пусть судит читатель. Вообще же читателю можно позавидовать: если он впервые вошел в мир этих писателей, он отдохнет и порадуется там. Это хорошо само по себе, но еще лучше, если он увидит, отложив книгу, что живет в таком же мире.

И Льюис, и Толкин для того и писали, чтоб человек увидел это и постарался следовать соответственным законам.